"Станислав Бескаравайный. Укоротитель " - читать интересную книгу автора

* * *

Вернувшись к себе в кабинет, я задумался. Была в новеньком рекруте
какая-то трудноуловимая червоточина. Дефект, мешавший мне окончательно
признать его своим.
Заныл шрам на правом боку, память о единственном, чуть не удавшемся,
покушении на меня. Всплыли ночные предчувствия.
Асафия Николаевича отлично проверили: множество свидетелей могли
подтвердить его биографию и очень хорошие приборы заглядывали к нему в
черепную коробку. Особистам было просто невыгодно подставлять меня,
умышленно засылая брак. Он старателен, прилежен и то внутреннее
сопротивление специфике нашей работы, что мешает очень многим новичкам, у
него почти отсутствует.
И тут я понимаю, что он очень мало выслушал - явно не хотел этого - о
переделке образа жизни кокорцев. О необходимой насильственности части
браков, о стройках дорог и низведении духовенства, дроблении зайтов и
устранении некоторых старейшин. Он не захотел почувствовать сердцевину тех
страшных, темных советов, что я так часто даю командованию группировки.
Передо мной сидел человек без ненависти, бешеной жажды мести, которую
приходиться давить волей и вводить в цивилизованные рамки. Он был таким же
как я - до Кокории. Пресным маленьким человеком, бездушным старательным
карьеристом, умело изображающим энтузиазм.
Потому в том бесконечном балансе созидания и разрушения, что наедине с
собственной совестью ведет каждый из нас, он будет всегда побеждать -
безразлично, добро ему придется творить или зло. Не из гуманности или
благих побуждений, а просто из осторожности, из неуемного чиновничьего
желания перестраховаться, он будет ограничиваться постным, безопасным
добром. Завязнет в олимпиадах и утренниках, нескончаемой подаче докладных
записок, которые все равно никогда не утвердят. Он наверняка попытается
завести себе подчиненных и не откажется от попутных взяток. Асафий - первый
симптом бюрократии в нашем маленьком коллективе.
На самый ничтожный отрезок времени я почувствовал себя обманутым.
Будто встретил самого себя с наклеенной бородой и фальшивым протезом в
подземном и переходе и, не разобрав, подал монету.
Но тут же мысли едкой кислотой догадки стали выискивать в этой
ситуации трещины ответов. Почему это произошло, нельзя ли проделать с
Асафием ту же метаморфозу, что претерпел я сам? И за ответом не приходиться
долго ходить от стены к стене - он лежит на поверхности. Плоды нашего труда
обесценивают наши же усилия - отсутствие самых страшных, кровоточащих язв
порождает стремление к покою. Мне вспомнился другой мой сон: я мою руки в
чане с кровью, отдираю прилипшую краску, вычищаю грязь из-под ногтей, а
кровь не желает пачкать кожи - аккуратными капельками сбегает в чан. Но
ненависть утрачивает свою необходимость, исчезают оправдания зла, и
основная пружина моего предприятия скоро проржавеет, вся строгость и
элегантность управленческих решений обернется тягомотиной
бумагомарательства. Ни завтра, ни через год, но я превращусь в очередного
провинциального прожектера, отягощенного черными воспоминаниями.
И как только я понимаю это - прошлое будто воскресает. Чиновничья
жажда теплого местечка вгрызается в печень, лень зовет на боковую, к