"Томас Бернхард. Дождевик" - читать интересную книгу автора

обращаться очень бережно... Но потом меня снова поглотила мысль, какой у
меня никогда раньше не бывало, и я опять стал мучительно думать: почему у
Хумера такой дождевик... Если на нем грубошерстные штаны, думал я,--такие
штаны носят и для тепла, и оттого, что они дешевые,-- значит, как мне сразу
показалось по запаху, на нем и рубаха грубошерстная, и куртка, и жилетка,
видно, вся одежда из грубой шерсти, раз на нем такие брюки, я их сразу
заметил, хотя в конторе было полутемно, в ноябре к вечеру электричество
совсем плохо светит, виной этому, с одной стороны, слабая подача тока с
высокогорных станций, с другой--невероятный рост промышленности; но я все же
установил: на нем грубошерстные брюки и куртка,--самая .подходящая одежда
для такого человека, подумал я... И сверху--дождевик... И на голове--черная
шляпа, а носки серые... С одной стороны, мое дело сложное, сказал он опять,
но с другой стороны--нет, пишет Эндерер, и как бы в подкрепление того. что
он мне уже рассказал, пишет Эндерер, он все время повторяет: когда началась
эта трагедия (его слово!), пишет Эндерер, он повторяет: когда моему сыну
исполнилось двадцать два года, и потом когда мой сын женился, и еще когда у
нас в доме появилась моя невестка из Матрая... Через каждые пять, шесть или
семь фраз он опять повторяет: когда моему сыну исполнилось двадцать два года
или когда у нас в доме появилась невестка из Матрая,-- впечатление, что для
Хумера все мрак, если не беспросветная тьма; а"го впечатление еще
усиливалось от тусклого электрического света и вообще от этого осеннего дня.
Вдруг он сказал: так как вы обо мне совсем ничего не знаете... И так как мы
двадцать лет проходили мимо друг друга... И фраза повисла в воздухе, пока он
не сказал: но если вам знакомо мое дело... Но тут я сказал, пишет Эндерер:
нет, я никогда в вашем магазине не бывал, правда, я знаю, что на Заггенгассе
есть магазин похоронных принадлежностей, но я там ни разу не был, говорю,
чтобы у Хумера никаких сомнений не осталось. Хумер сказал: отец мне передал
это дело сорок лет назад, пишет Эндерер, и еще: дело шло в гору, а я падал
все ниже. И эти слова Хумер повторил много раз. Что касается дела, говорил
Хумер, пишет Эндерер, то оно шло все лучше и лучше, а для меня--все хуже и
хуже. Началось с того, что Хумер обучил сына шить одежду для покойников, это
дело тонкое, пишет Эндерер, я только теперь узнал, пишет Эндерер, какое
нужно мастерство, и он обучил сына, как отец--самого Хумера, а дед--отца и
так далее. К семнадцати годам все они, как и сын Хумера, уже вполне
овладевали этой профессией, и каждый перенял ее от отца, их магазин был
единственным магазином похоронных принадлежностей на весь Тироль. Можете
спросить, только никто, наверно, не знает, пишет Эндерер, что магазин Хумера
существует на Верхней Заггенгассе уже около восьмидесяти лет. А если знать,
сколько требуется похоронных принадлежностей, и здесь, в Тироле, особенно,
то сразу поймешь--дело это выгодное, очень выгодное. И Хумер все время об
этом говорит, за всеми его словами чувствуется одно--это дело очень
выгодное, хорошее дело. И Хумер этого не скрывает, слушаешь его и
понимаешь--дело у него и впрямь хорошее, и, конечно, главную роль во всем,
что с ним случилось, играет то, что он вдруг перестал быть главным человеком
в собственном деле. А ведь мы, сказал Хумер, пишет Эндерер, мы даже на
экспорт работаем. И при слове экспорт голос у него дрогнул. Словом, сказал
Хумер, пишет Эндерер, я к вам пришел, потому что мое существование стало
невыносимым. Уж одно то, что я, хозяин такого процветающего дела, должен
ходить в грубошерстных дешевых брюках, в грубой куртке, в таких скверных
башмаках... Сами подумайте, пишет Эндерер, и продолжает: вы моего сына не