"Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно" - читать интересную книгу автора (Мухин Юрий Игнатьевич)

ПУТИ ПЕРЕСТРОЙКИ

Внешне пути перестройки выглядели несложно. Нужно было каждому определить его Дело и применить такую систему поощрения и наказания, чтобы она полностью отражала, с какой эффективностью человек или организация делают его. Бюро (руководящий орган) в этот вопрос вмешиваться не должно.

Правда, наше бюрократическое мировоззрение часто приводит к тому, что мы путаемся в определении Дела, порой не можем определить его для данного человека или организации. Сейчас есть организации без Дела, и придумать его для них невозможно. Это чисто бюрократические порождения.

Есть организации, уклонившиеся от Дела, их действия не обязательно приводят к его выполнению.

Есть организации, которым дали Дело другой организации, а чужое Дело невозможно сделать ни качественно, ни эффективно. Например, агропром. Его обязывали обеспечить жителей продовольствием. Он завалил им страну. ФРГ производит зерна на душу меньше полутонны и экспортирует продовольствие. Мы производили при коммунистах 700 килограммов и импортировали. Есть продовольствие, но нет сортамента. Но ведь не агропром обеспечивал продовольствием жителей страны, он только обеспечивал своей продукцией перерабатывающие отрасли, а те Минторг. Жители же покупали продукты у Минторга. Если бы задача обеспечить страну продовольствием стояла перед Минторгом, он никогда бы не поставил перед агропромом задачу получить зерна тонну на человека, он и 300 килограммов не продаст. Он бы заказывал и стимулировал производство мяса, он бы не губил четверть урожая на пути к себе и на своих складах.

Здесь присутствует элемент аппаратного бюрократического всезнайства. Руководящий орган знает, что мясо производится из зерна, и поэтому ставит задачу производить зерно. Точно так же он знал, например, что для сокращения денежной массы нужно производить товары народного потребления и услуги. Но задачу ставил – не денежную массу снижать, а производить отдельно товары и отдельно услуги. Это было очень удобно для аппарата. Он отдельно по каждым видам спускал планы, графики, еженедельно принимал отчеты, составлял сводки. Работа кипела. А хозяйственник, не дав созреть помидорам, запахивал теплицу и засеивал ее помидорной рассадой потому, что помидор по бюрократическим определениям – товар народного потребления, а рассада – это услуга населению. План по товарам выполнен, значит, запахивай помидоры, план по услугам горит – сей рассаду. И не важно, что несешь убытки, что за помидорами очереди. Ты обязан был дать товаров и услуг столько, сколько приказал аппарат. Кроме того, задача производства товаров и услуг давалась не тому, кто к этому предназначен, а всем. Неприспособленные предприятия в подавляющем большинстве производили их в убыток, выплачивали с учетом материалов на руки зарплаты больше, чем давали товаров в магазины, увеличивая этим денежную массу в стране. Делали прямо противоположное тому, что требовал напоследок Горбачев с компанией.

Короче, Дело каждого можно определить, нет больших проблем и в привязывании исполнителя к Делу.

Гораздо сложнее другое. Мы должны были тогда и должны сейчас перестроить управление не на голом месте. И мощный, имеющий реальную власть бюрократический аппарат перестроиться не давал и не дает. Не потому, что в нем сплошь враги и негодяи. Он не даст это сделать в силу своей природы, в силу того, что он в этом случае погибнет. По крайней мере, в 1965 году он перестройку задушил, даже не заметив этого, а в 1989-м полностью взял власть в стране и заставил ее себе служить.

Дело в том, что для обеспечения задач, поставленных правительству, Верховный Совет обязан издать законы, которые направят население на достижение поставленных целей. Эти законы начали было издаваться, но они не действовали, поскольку и Советы, и правительство имели власть чисто номинальную, фактическая власть принадлежала аппарату. Ни один закон в полной мере не исполнялся, пока аппарат не согласовывал его на всех уровнях. Причем аппаратные инструкции в большинстве случаев в корне перечеркивали и перечеркивают весь смысл и задачу законов, поскольку издающие их инстанции отвечают только за одно какое-то действие, а не за выполнение закона в целом.

Уже в процессе издания закона аппарат готовит его так, чтобы самому при этом не пострадать. Возьмем «Закон о государственном предприятии». (Не путать с «самым новым» законом «О предприятиях в СССР», и пусть простит читатель за старый пример, но здесь важен не он сам, а суть.)

Казалось бы, он делократизирует управление на уровне предприятий. Предприятию будет ставиться задача, а решать ее оно будет самостоятельно. Переход на самофинансирование и самоокупаемость означал, что поощрение работникам будет поступать непосредственно от Дела, а не от вышестоящего бюро.

Но уже из проекта закона стало ясно – его авторы (аппарат тогдашнего Госплана) подготовили документ, который гарантировал неприкосновенность и постоянную занятость бюрократического аппарата страны. И никакие возмущения, письма, выступления практиков и ученых не помогли. Окончательная редакция приобрела еще более бюрократическую форму, в частности, ликвидировали принцип самофинансирования. Деньги на восстановление основных средств передавались в руки министерств. Предприятия обложили нормативами и лимитами. Эти нормативы и лимиты давали хлеб членам аппарата – они их устанавливали, корректировали, контролировали, по ним отчитывались и прочее.

В законе предполагалось – работники предприятий такие идиоты, что если им тетка из Москвы не укажет, сколько отчислять на зарплату, то они либо ее вообще не выплатят, либо все средства в одночасье пропьют. А если другая тетка не укажет, сколько денег тратить на ремонт, то его либо вообще не произведут, либо на него все деньги изведут. И так далее.

Но даже после принятия Верховным Советом закона в такой редакции аппарат ни в коей мере не собирался его выполнять. Ведь для него обязательны свои внутренние инструкции, а не закон. В нем, например, запрещалось выполнять работы без договоров о компенсации, а местные аппараты без малейшего для себя наказания по-прежнему заставляли их делать. В законе требовалось создать единый ремонтный фонд, а вышестоящий аппарат по-прежнему делил ремонты на текущие и капитальные. Закон утверждал, что госзаказ – особо важная для государства продукция, а министерства назначали в качестве госзаказа сбор отходов (но ведь предприятия производят продукцию, а не отходы) или распиловку леса для изготовления досок, из которых изготовят ящики для готовой продукции.

Внедрение в жизнь законов «перестройки» показало, что реальная власть не у правительства, не у Верховного Совета, она – в руках бюрократического аппарата, огромной массы, имеющей целью только собственное существование. Начали бороться с нетрудовыми доходами – аппарат стал громить теплички у пенсионеров; начали бороться с пьянством – аппарат сократил продажу водки, хотя абсолютно ясно, что это не способ.

Издали закон о кооперации (с военной точки зрения, кооперативы можно сравнить с партизанскими отрядами, действующими в помощь регулярной армии) – аппарат душил кооператоров в самом зародыше. В 1981 году МВД для борьбы с хищениями ввело коэффициенты на цену производственных товаров, что-то вроде дополнительного штрафа для расхитителей. В 1988 году Минфин заставил применить эти коэффициенты к ценам на товары, продаваемые кооператорами. При кожевенном заводе, который имел на миллион неликвидного лоскута кожи, организовался кооператив по пошиву детской обуви. Он продавал ее по 1 – 1,5 рубля за пару. После внедрения Минфином СССР коэффициентов для воров цена на пару обуви подскочила до 5 рублей, кооператив закрылся, лоскуты остались лежать.

Но и работника государственного предприятия ничто не защищало, если он подчинялся правительству, а не аппарату. В своей бездумности аппарат всесилен и беспощаден. Вот характерный пример. В свое время, повторимся, ввели запрет на продажу фондируемых материалов. Осенью (после холодной зимы, когда замерзали целые города) заместитель директора крупного металлургического завода по просьбе горисполкома продал котельным города два десятка тонн огнеупорного кирпича. Но инспектор по контролю за огнеупорами оштрафовал завод и отчитался в своей добросовестной работе. Прокурор города в жажде отчитаться в своей неуклонной борьбе с бесхозяйственностью потребовал выплаты штрафа лично заместителем директора. Сначала суд отклонил иск прокурора. Он опротестовал решение суда. Назначили новый состав суда, который все-таки оштрафовал заместителя директора. Причем инструкция, послужившая причиной штрафа, была уже давно отменена. Судя по газетам, в стране вовсю бушевала перестройка, а замдиректора трижды в течение года по таким делам оплатил штраф и вынужден был уволиться.

Вывод. Никакая страна не сможет служить Делу, не сможет перестроиться, не выполнит задачи, поставленные перед ней народом, не будет выполнять законы Верховного Совета или парламента, пока реальная власть находится у бюрократического аппарата.

На страже законности (государственной, а не бюрократического аппарата) по идее обязана стоять прокуратура. Вершить правосудие государственное, а не бюрократическое обязан суд. Поэтому прежде всего, прежде промышленности и медицины, сельского хозяйства и педагогики, необходимо делократизировать правосудие. Без него все бессмысленно, без него население страны не сможет подчиняться законам и решать их задачи. Человек должен быть уверен: если он работает на благо Родины, ему ничего не грозит.

На необходимость правосудия мы часто смотрим, как на необходимость трусиков у порядочной девушки на пляже. Дескать, что же мы за страна без правосудия? Но такой академической необходимостью вопрос не исчерпывается, правосудие имеет огромное практическое значение. Правосудие — это и детская смертность, и отсутствие мяса в магазинах. Без него нет власти у народа.

Первый принцип делократического управления – поставить перед прокуратурой и судом задачу, дав им возможность и свободу ее выполнить, трудностей не вызывает. Такая задача стоит перед ними во всех законах, а в тех, где отсутствует, ее надо сформулировать.

Второй принцип – наказание и поощрение работников этих организаций должно исходить не от их руководящих инстанций, а прямо от Дела -внедрить несколько сложнее, но тоже можно. Например, наказание. Судьи, вынося неправосудный приговор или решение, то есть производя итоговое действие по делу, не выяснив объективной истины или вопреки ей, совершают тяжкое уголовное преступление, предусмотренное Уголовным кодексом. Скажем, в УК РСФСР – это статья 177. Прокурор, привлекая заведомо невиновного к ответственности, также совершает тяжкое преступление (ст. 176 УК РСФСР).

Но по этим статьям никого не судят, несмотря на обилие неправосудных приговоров. Дело в том, что прокуратура имеет монопольное право оценивать свою работу и работу суда. Ее следователи обязаны вести дела по этим статьям практически против себя или против послушных прокуратуре судей. Естественно, себе и послушным судьям всегда дают оценку, исключающую уголовное наказание. В самых крайних случаях прокуратура для успокоения разгневанной общественности (если прессе удастся довести дело до общественности) отдаст под суд какую-нибудь пешку, например, следователя. Крупные фигуры под бой никогда не попадут. Это бюрократическая игра без соперников. Адвокаты также бессильны, единственное, что они могут, пожаловаться в ту же прокуратуру и в тот же суд.

Очевидно, чтобы наказание бюрократам поступило не от их начальников, а прямо от их Дела, необходимо следствие по делам работников правосудия передать независимым от прокуратуры следователям.

Чтобы понять предложение, которое последует ниже, давайте немного вспомним историю.

Начиная с времен революции и, пожалуй, по наши дни, ее сопровождает целая цепь судебных убийств. Особо выделяются 30 – 50-е годы – период «культа личности». Трактуют его обычно так: Сталин приказывал убивать, а НКВД убивал.

Но давайте посмотрим, кто же убивал на самом деле?

Непосредственно убивал палач, и он чаще всего был из НКВД. Но виновен ли он, иными словами, мог ли он отказаться от этого акта? Нет. Он солдат, получивший законный приказ, который обязан выполнить. Виновен тот, кто отдал приказ. Этим приказом был приговор суда либо законной инстанции, заменяющей суд (в те времена – Особого совещания или «чрезвычайной тройки»). Именно эти инстанции давали преступные приказы убивать, оформленные в законную форму приговоров. Нам же вдалбливается в сознание, что виноваты не эти инстанции, а Сталин и НКВД, которые якобы давали судам приказы «убивать».

Сталин и НКВД могли давать судам подобные приказы сколько угодно. Но суды, согласно советским законам, не имели права исполнять ничьих приказов и обязаны были основывать свои приговоры только на собственном убеждении. Суд, как уже сказано выше, руководствовавшийся чьим-либо приказом, а не объективной истиной по делу, является уголовным преступником. Суд, а не Сталин или НКВД. Почему же тогда обвиняют их?

Вспомним, откуда пошло обвинение. Его выдвинул Н.С.Хрущев на XX съезде КПСС. Кстати, он сделал это лишь после того, как были убиты руководители НКВД, которые могли бы оспорить это обвинение.

А что еще оставалось делать Хрущеву? Ведь и он, и Брежнев, и огромное количество секретарей обкомов (делегатов съезда) по должности были членами «чрезвычайных троек». Именно они и убивали, чтобы выслужиться перед Сталиным, перед своим начальством. Это был бюрократический аппарат. Не могли же они признаться перед народом, что они убийцы!

Вот и остались они, а вместе с ними и советский суд – главный убийца – в тени. Самое страшное, что он ни на грамм не изменился по сравнению с 1937 годом. Сегодня нет заказа на убийство шпионов – вот их и не убивают. Только и того.

Подчеркнем, органы формирования общественного мнения, которые продолжают вдалбливать в головы версию XX съезда КПСС, являются самыми активными защитниками бюрократизма, самыми активными защитниками аппарата, независимо от того, что они о себе думают и говорят. Они прививают народу мысль, что убийство с целью выслужиться перед начальством морально оправдано.

Итак, нам необходимо делократизировать суд. Статья 177, предусматривающая до 8 лет лишения свободы за вынесение заведомо неправосудного приговора, находится в главе Уголовного кодекса «Преступление против правосудия». А здесь ли ее место? Если свидетель дал ложное показание, если кто-то сделал ложный донос, если эксперт дал ложное заключение -да, это преступление против суда, против правосудия. Оно лишает суд возможности вынести справедливый приговор.

Но если сам суд не вызывает всех свидетелей, не обращается к экспертам, сознательно нарушает Процессуальный кодекс, подтасовывает статьи – делает все, чтобы вынести неправосудный приговор? Разве это преступление против правосудия? Нет! Это преступление против государства! И находиться эта статья должна в главе «Государственные преступления».

Тогда, если возникло предположение о вынесении судом заведомо неправосудного приговора, следствие по этому делу будет вести не следователь прокуратуры, как сейчас, а следователь КГБ. Хотя и под контролем прокурора, но независимо от него.

Строго говоря, необходимы были бы полностью независимые следователи, например, подчиненные прямо Верховному Совету. Но учитывая, что собственно «своих» дел в судах у КГБ немного, на первых порах можно использовать и этих людей.

Когда суды делократизируются, они будут подчиняться только закону, принятому Верховным Советом. Население с помощью правосудия подчинится Верховному Совету, а поскольку тот в идеале должен служить народу, то мы достигнем ситуации, которую называют «демократией».

Кстати, статью о наказании прокуратуры за возбуждение уголовного дела против заведомо невиновного необходимо исключить из Уголовного кодекса. Если суд гарантированно не осудит невиновного, нет смысла и в этой статье. Прокуратура не должна бояться дел, которые могут закончиться оправдательным приговором. Такие дела, конечно, не украсят ее, но работать она должна безбоязненно.

Эти рекомендации хороши были до 1989 года, пока Верховный Совет был марионеткой в руках группы людей – Политбюро, которые, тем не менее, служили народу как умели, как видели эту службу сами.

Но с 1989 года Верховный Совет, сам того не замечая, стал марионеткой государственного аппарата. Он легко проводил через Совет законы, полностью его удовлетворявшие. Затем аппарат уничтожил СССР и сам Верховный Совет, и рекомендаций, приведенных в этой главе, теперь уже не хватит.