"Жорж Бернанос. Под солнцем Сатаны " - читать интересную книгу автора

опустошили его кладовые, маркиз свернул шею пернатым тевтонцам и теперь
натаскивал на жаворонков и сорок более скромных соколов-пустельг. В досужее
время он волочился за местными девчонками, - во всяком случае, так
поговаривали: сплетникам должно было довольствоваться злословием и
пересудами, ибо почтенный муж охотился на запретную дичь сугубо частным
образом, выслеживая ее бесшумно, как волк.


II

Малорти-старший прижил с супругою дочь, которую, в порыве
республиканских чувств, пожелал наречь Лукрецией. Школьный учитель искренне
убежденный в том, что добродетельная римлянка была матерью Гракхов, произнес
по сему поводу небольшую речь, напомнив кстати, что Виктор Гюго первый
восславил великую дщерь человечества. И вот впервые сие достославное имя
украсило свидетельство о рождении. К сожалению, снедаемый угрызениями
совести пастырь советовал не спешить, пока не получено архиепископское
одобрение, так что пылкому пивовару пришлось скрепя сердце смириться с тем,
что дочь окрестили Жерменой.
- Я бы ни за что не уступил, если бы родился мальчик, - заметил он, ну,
а девочка...
Барышне исполнилось шестнадцать лет.
Однажды вечером, когда семейство собиралось ужинать, Жермена внесла в
столовую полное ведро парного молока... Едва сделав несколько шагов, она
вдруг остановилась. Ноги ее подкосились, лицо покрылось бледностью.
- Боже мой! - вскричал Малорти. - Девочке дурно!
Бедняжка притиснула обе руки к животу и расплакалась. Госпожа Малорти
так и впилась взглядом в глаза дочери.
- Выйди на минутку, отец, - промолвила она.
Как часто случается, после бесконечных смутных подозрений, о которых и
говорить-то едва решаются, правда вдруг вышла вся наружу, грянула громом
средь небес. Ни мольбами, ни угрозами, ни даже побоями ничего не добились от
упрямицы: она лишь по-детски плакала. Даже самая недалекая женщина оказывает
в подобных крайностях мудрое хладнокровие, которое есть несомненно наивысшее
выражение бессознательной прозорливости. В обстоятельствах, приводящих
мужчину в замешательство, она упорно молчит. Ей-то отлично известно, что
распаленное любопытство вытесняет гнев.
Тем не менее по прошествии седмицы Малорти сказал жене, попыхивая своей
любимой трубочкой:
- Пойду завтра к маркизу. Чую, это он. Нутром чую.
- К маркизу! - воскликнула она. - Погубит тебя твоя горячность,
Антуан... Ведь ты ничего не знаешь наверное... Посмеется он над тобой,
помяни мое слово!
- Там увидим, - молвил супруг. - Десять уже, ложись спать.
Однако, когда на следующий день он ждал своего грозного противника,
покоясь в просторных кожаных креслах в его передней, ему представилась вдруг
с ясностью вся неосторожность затеянного им. Гнев его несколько остыл, и он
подумал: "Не наломать бы дров..."
Ему казалось поначалу, что он в состоянии спрятать в карман самолюбие и
повести дело с мужицкой хитростью, как поступили бы на его месте многие. Но