"П.Р.Бермонт-Авалов. Документы и воспоминания (белоэмигранты) " - читать интересную книгу автора

так и арестованные офицеры, в том числе и Авалов, были вывезены с эшелонами
германских войск, возвращавшихся на родину.
В письме Колчаку Бермонт-Авалов утверждал, что еще в Киеве его
деятельность снискала ему большой авторитет в среде офицерства. Но это
сомнительно. Имеются свидетельства ⁸, что в эшелоне, где
находились русские офицеры, Бермонта фактически никто не знал. Тем не менее
он "сделался" комендантом эшелона, ходил в форме полковника, заявлял, что
является представителем генерала Деникина. По прибытии в лагерь для
военнопленных Зальцведель Бермонт объявил себя его комендантом, "бегал и
наводил порядки". Однако когда у офицеров стали проверять документы,
"Бермонт в 24 минуты скрылся из лагеря".
Он, по всем данным, был близок к тому типу авантюристов, которых
выбрасывали на поверхность волны анархии революционной эпохи и чьи головы
туманили мечты о наполеоновских лаврах. Этих людей было немало в обоих
противоборствующих лагерях. Были такие авантюристы и у зеленых, здесь они
чаще всего становились разбитными атаманскими батьками.
Об аваловском "наполеоновском синдроме" и непомерном тщеславии,
пожалуй, лучше всего говорят его мемуары "В борьбе с большевизмом". Этот
прекрасно изданный в Гамбурге в 1925 г. пухлый том, нашпигованный множеством
иллюстраций, должен был создавать представление об авторе как о чуть ли не
одном из главных борцов с большевиками. Больше написали только Деникин и,
может быть, Врангель. Но они несопоставимы с Аваловым по той роли, которую
действительно играли в борьбе с большевиками, да и писали они (особенно
Деникин) не о себе и своей борьбе, а о революции и гражданской войне в
России вообще и на юге ее, в частности.
Довольно подробно Авалов рассказал о своей деятельности в Зальцведеле.
Еще в Киеве он познакомился с несколькими германскими офицерами, от которых
узнал, что "на севере, близ Петербурга, германцы тоже приступили к
совместной работе с русскими монархистами и намерены в ближайшее время
свергнуть общими усилиями большевистскую власть" ⁹.
Планы эти, видимо, увлекли Бермонта. Там же, в Киеве, он, по его
выражению, "столкнулся" с группой общественных и политических деятелей,
которая называла себя "Советом обороны Северо-Западной области". Это были
отнюдь не первые "номера" российского антибольшевизма: те отвергали
германофильство. Из них лишь Гучков активно проводил идею привлечения
Германии на помощь для борьбы с большевизмом. К сожалению, о его
деятельности после ухода в отставку с поста военного министра в мае 1917 г.
известно очень немного. Между тем ее масштаб был немалый, и это относится
также к его попыткам мобилизовать антибольшевистские силы на Северо-Западе.
В отличие от Милюкова Гучков даже на время не менял своей ориентации,
оставаясь твердым антантофилом, но как реальный политик считал, что в борьбе
с большевиками нужно объединить все возможные силы. Одна из особенностей
Гучкова заключалась в стремлении (и умении) действовать "за сценой". Он не
очень верил в успех "массовых действий", на которой так или иначе надеялись
многие либералы (особенно левого крыла), и полагал, что "настоящая" политика
делается за кулисами. Не случайно еще в канун революции Гучков был одним из
тех, кто готовил дворцовый переворот с целью устранения Николая II. Таким
путем он рассчитывал предотвратить социальный взрыв. Оказавшись на посту
военного министра, он тоже исподволь готовил переворот, который, как он
думал, позволит остановить революционную анархию и сползание страны к