"Исайя Берлин. Два понимания свободы " - читать интересную книгу автора

оружием, которое, попав в руки Робеспьера, разрушило старый режим.
Предсказывал он и то, что немецкие последователи обратят романтическую веру
Фихте и Шеллинга против либеральной западной культуры. Действительность не в
полной мере опровергла это пророчество. Если профессора могут обладать такой
фатальной мощью, разве не обязаны другие профессора или, по крайней мере,
другие мыслители (а не правительства и комитеты) их разоружить?
Наши философы, видимо, не отдают себе отчета в сокрушительности их
собственных деяний. Завороженные своими достижениями в самых абстрактных
областях, лучшие из них пренебрегают предметами, в которых нет перспективы
столь радикальных открытии, и дар скрупулезного анализа вознаграждается
реже. Со слепым схоластическим педантизмом пытаются они отделиться от
политики, но она по-прежнему вплетена во все философские исследования.
Пренебрегая областью политической мысли из-за того, что ее неустойчивый,
нечетко очерченный предмет не укладывается в застывшие категории или
абстрактные модели и не подвластен тонким инструментам, пригодным для
логического или лингвистического анализа; требуя единства метода и отвергая
все, что этим методом не охватывается, мы остаемся во власти примитивных,
неосмысленных политических верований. Только очень вульгарный исторический
материализм отрицает силу идей и считает их просто замаскированными
материальными интересами. Возможно, без помощи социальных сил политические
идеи и остаются мертворожденными, но очевидно, что эти силы слепы и
неуправляемы, пока не облекутся в идеи.

Политическая теория - это ветвь моральной философии, начинающаяся с
применения моральных категорий к политическим отношениям. Я не имею в виду
(как, возможно, некоторые философы-идеалисты), что все исторические движения
или человеческие конфликты сводятся к движениям или конфликтам идей и
духовных сущностей или даже оказываются их следствиями. Но чтобы понять
такие движения или конфликты, надо прежде всего понять вовлеченные в них
идеи и мировоззрения, ибо это и делает их частью человеческой истории, а не
просто естественным явлением. Политические слова, понятия и действия можно
уразуметь только в контексте проблем, на почве которых и разделяются те, кто
пользуется этими словами. Соответственно, наши восприятия и наша
деятельность часто остаются для нас неясными, пока мы не поймем основных
проблем собственного мира. Наиважнейшая из них - это война, которую ведут
между собой две системы идей, дающих различные, несовместимые ответы на то,
что издавна стало центральным вопросом политики, - на вопрос о подчинении и
принуждении. "Почему я (или кто-то другой) должен кому-то подчиняться?",
"Почему бы мне не жить, как мне заблагорассудится?", "Обязан ли я
подчиняться?", "Если я не подчинюсь, можно ли меня принудить?", "Кто, в
какой степени, во имя чего может это сделать?".
В ответах на вопрос о допустимых пределах принуждения звучат
противоположные точки зрения, каждая из которых привлекает огромные
множества людей. Поэтому мне кажется, что рассмотрения заслуживают все
стороны этой проблемы.

I

Принудить человека - значит лишить его свободы. Свободы от чего? Почти
каждый моралист в человеческой истории воспел свободу. Подобно счастью и