"Михаил Берг. Возвращение в ад " - читать интересную книгу автора

полого ничто. Бедный придурок, с сожалением подумал я о сидевшем передо мной
морщинистым молодом старичке в милицейской фуражке, ведь все это уже было.
- Вы не расстраивайтесь, - услышал я его участливый голос, видно,
обеспокоенный моим жалким видом, - не стоит того. Ищите, может, и вы
чего-нибудь найдете.
- Игнатьич, - вдруг громко крикнул он, когда я потянулся за своим
листком; на его зов из-за полуприкрытой двери в глубине кабинета появился
старикан в валенках с галошами, с яичными крошками в густой седой бороде,
дожевывающий что-то на ходу, - Игнатьич, проводи, пожалуйста.
И опять ко мне:
- А вы, как найдете книгу - сразу приносите. Я вас запомню, я у вас
первого возьму, только переплет, желательно, покрепче, а так обязательно.

3

Игнатьич, ворча что-то под нос, зашаркал галошами впереди меня, шепча,
что вот ходют, ходют, а двери не закрывают, и чего ходют, чего людям дома не
сидится, и так далее, на что я не очень обращал внимание, спускаясь за ним
по ковровой дорожке, не то думая, не то прислушиваясь к уголькам ощущений
внутри меня, дымные струйки которых переплетались, создавая неясный
многоголосый симфонический хор, многослойностью напоминающий пирожное
наполеон. И вышел в широко распахнутую Игнатьичем дверь.
Не глядя по сторонам, топал я по медленно просыхающему тротуару, думая
о своей дырявой дурацкой судьбе. Хотя мое сознательное детство прошло в
одном южном городке, куда меня перевезли в двухмесячном возрасте, родился я
здесь, в бывшем престольном Питере, что сыграло свою роль. Только родившись,
я уже вступил в конфликт с окружающим меня миром, так как я этому миру не
понравился, да и он, кстати, пришелся мне не очень по душе, что я и не
собирался скрывать. Как говорили, я кромсал криком воздух, и его лохмотья,
словно пух, выпущенный из подушки, кружились и опускались на пол. Кричал я,
не переставая, каким-то особенно визгливым и неприятным голосом, от чего у
слушателей через пятнадцать минут начинала болеть голова; через полчаса им
казалось, что скоро они сойдут с ума; а еще через час в них вкрадывалось
неодолимое желание закрыть передо мной дверь только что открывшейся жизни.
Та особа, о которой мне впоследствии сказали, что она - моя мать,
утверждала, что с содроганием слышала мой голос через этаж, ибо он напоминал
ей пожарную сирену.
Здесь просто напрашивается одна аналогия. Известно, что суть любого
поэта проявляется как бы в трех ипостасях: его мировоззрении, голосе и
судьбе. К тому моменту, когда будущий поэт осознает себя им, его
мировоззрение уже отмечено необщим выражением. Как утверждают, он обладает
способностью видеть все не так, как другие, в данной ему жизни. И имея
необщий голос, начинает свой опасный монолог. Совершенно естественно, что
действительность, для которой в первую очередь необходимо сохранить
потенциальную энергию, то есть хранить консервативный покой, недовольно
реагирует на мешающие ей звуки (обязательно, иначе движение было бы именно
общим, а не направленным против шерсти). Так начинается конфликт. Так
зарождается судьба. По мере того, как конфликт расширяется - это можно
представить себе как разверзающуюся бездну под ногами - поэту удается еще
более углубить свое мировоззрение, вглядываясь в бездну. Ему открываются