"Михаил Берг. Вечный жид " - читать интересную книгу автора

а сколько игр и их секретов я смогу тебе открыть: игр для двоих, троих и
четверых, карточных, настольных, - требущих только листка бумаги и
карандаша, твердого или мягкого, фабрики Сакко и Ванцетти или любой другой,
а если есть шариковая ручка, то подойдет и она, только я, ты знаешь,
предпочитаю традиционное перо - пикет, американский покер, безик, преферанс
классический, который хорош в поезде и на пляже, если компания мужская и
нечем заняться, а для дам - бридж с цветными фишками и металлическими
жетончиками, которыми, кстати, можно звонить в телефоне-автомате, если, как
назло, куда-то запропастились все двухкопеечные монеты, а звонить надо
позарез. А игры для одного, если ты сидишь в печали, поздний вечер, один,
лампочка на дачной веранде, обернутая пожелтевшей газетой, светит тускло,
стакан с недопитым чаем оставил на клеенке несколько мокрых пересекающихся
кругов: чем, скажи, в таком настроении плох пасьянс Маргариты Наваррской,
этой лучшей писательницы среди всех принцесс и превосходной собеседницы?
Тайну этого пасьянса она открыла мне однажды, в укромной галерее, с глазу на
глаз. Когда к моему соседу еще приходила на свидание испуганная жена его, то
как удивлен я был ее поразительным сходством с моей приятельницей
Маргаритой: та же аристократическая неправильность черт - вытянутое
треугольное лицо, высокомерно высокие скулы, припухлые бледные щечки, глаза
под геометрически прямыми бровями, выпуклые, точно у ночной птицы, с
искорками затаенной грусти либо порочности, я не разглядел, но главное -
нос, как ребро, пересекающий личико биссектрисой пополам, нос римского
патриция, только острей и длинней, нет, не гоголевский нос, не орган
коллежского асессора Ковалева, а нос ученой библиотекарши, что почти
цепляется за крепко сжатый девический рот с несколько опущенной нижней
губой, а дальше - остренький подбородок с ямочкой, говорящей об обидчивости
женской натуры. А если отсечь от этого имени последнюю букву, как другой
королеве отсекли голову, пока она стояла на карачках? То останется просто
Маргарит - или жемчужина, если вспомнить греческую речь, - как назвал свои
поучения Иоанн Златоуст (ок. 347-407); ты только не путай Маргарит с
Маргерит: одна буква делает перекресток, на котором, переминаясь с ноги на
ногу, будто хотят "пи-пи", стоят под дырявым зонтиком одной фамилии два
брата, бездарные писатели Поль и Виктор, не По и Вирджиния и не Поль и
Виргиния, а Поль и Виктор, стоят и читают по очереди друг другу свои
идиотические книжки: сначала читает Поль, а Виктор слушает, прикрыв глаза,
потом читает Виктор, а Поль ему внимает; а помнишь ту забавную эротическую
пьеску про дурачка Маргита, древнегреческого автора, пародирующего Гомера,
кучерявый эпос и дактилический гекзаметр (а может, это и сам Гомер -
неизвестно), что я когда-то поставил: одно действие - брачная ночь,
множество смешных положений, связанных с различными сексуальными позами и
топорным юмором древних? О, сколь прекрасно чтение на воздухе: где-нибудь на
берегу тихой реки, у озера, по зеркальной поверхности которого скользят
жуки-плавуны, хрупкий недлинный камыш напоминает небритую щетину, в полях, в
пампасах, или просто поставить раскладное парусиновое кресло посреди лесной
полянки, втиснуть в его мягкие объятия свои телеса, возложить неуемные локти
на удобные подлокотники и листать страницу за страницей, страницу за
страницей, - сколь благословенно, Нюма, сословие читателей: кто свободней,
партикулярней, независимей этих скромных граждан, сидящих в парусиновых
раскладных креслах с книжкой в руках посреди лесной полянки среднерусской
полосы: возмущенная ветром трава-мурава волнами ходит под ногами, стволы