"Михаил Берг. Письмо президенту " - читать интересную книгу автора

возвышает в собственных глазах и придает меньшее значение тому, чего у них
нет и на самом деле никогда не будет. Однако это только кажется, что
критерий патриотизма ничего не стоит, на самом деле без него любое
состояние, любая социальная позиция оказывается подбитой ветром и
легковесной, как пыль.
Но если ты успокаиваешь себя сравнением с Бушем, мол, я такой же, как и
он, да и вообще все политики такие, то ты сильно ошибаешься. Между тобой и
Бушем - пропасть, ибо даже если бы он делал то же самое, что и ты, все равно
он посылает властные импульсы обществу, намного более разнообразному и
взрослому. Там одним культурным стереотипам, например, патриотической
самоотверженности противостоят другие, скажем, ценности приватной жизни. А
на самом деле этих стереотипов, подкрепленных старыми и новыми культурными
традициями, намного больше. Поэтому люди защищены от влияния примитивной
пропаганды, да и само пропорциональное присутствие в обществе людей бедных,
наивных и, конечно, инфантильных, куда менее значительно, чем в России.
Кроме того, и с точки зрения репутаций и психофизиологических качеств, между
тобой и Бушем - разница огромная, он куда более непосредственный, чем ты, и
его наивная простоватость понятна, она может вызывать скепсис у
интеллектуалов, но предсказуема и социально менее опасна.
Примеры этих различий можно длить до бесконечности. Скажем, то, что ты
сделал с Ходорковским, никогда бы не произошло нигде, разве что в странах
восточной деспотии, привыкших к детско-родительским отношениям между
обществом и властью. Потому что только там столь произвольно и задним числом
можно вводить правила социальной конкуренции, ибо детско-родительская
культура регенерирует стереотип, согласно которому только верховная власть -
мудра и все знает лучше. Там было бы возможно объявить государственным
преступником бизнесмена, занимающегося спонсированием политической
оппозиции. Потому как только при деспотических режимах обществу навязывается
одна единственная культура, и только за одной, находящейся у власти группой
зарезервировано право интерпретировать свои групповые интересы как
государственные.
Мне Ходорковский - не брат и не сват, я не знаю, как он приобрел свое
состояние, но в любом случае он приобрел его столь стремительно, что
представления о социальной справедливости многих, из числа социально
обделенных, были оскорблены. Меня вообще не волнуют чужие деньги, потому что
всегда - за исключением нескольких лет в начале 1990-х - достаточно того,
что есть, хотя, я, конечно, не возражал бы иметь больше. Но и того, что
есть, довольно, дабы смотреть на тех, кто имеет деньги и живет только ради
этого символического различия, сверху вниз. Однако я человек - социально
вменяемый, то есть завишу от общества, в котором живу, и желаю для него
устойчивости по самым разнообразным причинам, от чисто эгоистических и
охранительных до опять же символических, ибо это общество оценивает меня,
индуцирует смысл в мою деятельность точно так же, впрочем, как и в жизнь
других. И я должен считаться с тем, что в обществе нет согласия по поводу
возникших в начале перестройки огромных состояний, как и с фактом слишком
большого имущественного неравенства. Чубайс очень грубо и неопрятно провел
процедуру приватизации, и его слова, что иначе было невозможно окончательно
и бесповоротно победить коммунизм, увы, не охлаждают страстей. Тем более в
завистливом, бессильном и малоинициативном обществе, где доминируют
инфантильные представления о целях и ценностях.