"Владимир Березин. Хирург Кирякин" - читать интересную книгу автора

ночи.
Но Кирякин, объятый праведным гневом, продолжал обличать человека,
стоящего перед ним на постаменте.
Вдруг слова встали поперек его горла, еще саднящего от выпитого спирта.
Фигура на столбе с металлическим скрипом и скрежетом присела, полы
кавалерийской шинели на мгновение покрыли постамент, одна нога осторожно
опустилась вниз, нащупывая землю, потом повернулась другая, становясь там, в
высоте, на колено.
Великий Командор ордена Меченосцев, повернувшись спиной к Кирякину,
слезал с пьедестала.
Ноги подкосились у хирурга, и хмель моментально выветрился из его
головы. Наконец его ноги, казалось, прилипшие к асфальту, сделали первый
шаг, и Кирякин бросился бежать. Бежал он по улице 25-летия Октября, ранее,
как известно, называемой Никольской. Он несся мимо вечернего мусора, мимо
фантиков, липких подтеков мороженого, мимо пустых подъездов ГУМа, какого-то
деревянного забора, и выскочил наконец на Красную площадь.
В этот момент мертвец зашевелился в своем хрустальном саркофаге, но
напрасно жал на кнопку вызова подмоги старший из двух караульных истуканов,
напрасно две машины стояли в разных концах площади с заведенными моторами.
Никто из них не двинулся с места, лишь закивали из-за елей могильные бюсты
своими каменными головами.
И вот, в развевающейся шинели, с гордо поднятой головой, на площадь
ступил Первый Чекист.
Его каблуки еще высекали искры из древней брусчатки, а Кирякин уже
резво бежал по Москворецкому мосту, так опозоренному залетным басурманом.
С подъема моста хирург внезапно увидел всю Москву, увидел фигуру на
Октябрьской площади, вдруг взмахнувшую рукой и по спинам своей
многочисленной свиты лезущую вниз, увидел героя лейпцигского процесса,
закопошившегося на Полянке, разглядел издалека бегущих на подмогу своему
командиру по Тверской двух писателей, одного, так и не вынувшего руки из
карманов и другого, в шляпе, взмахивающего при каждом шаге тростью.
Увидел он и Первого Космонавта, в отчаянии прижавшего титановые клешни
к лицу.
В этот момент Москва-река, притянутая небесным светилом, забурлила,
вспучилась и, прорвав хрупкие перемычки, хлынула в ночную темноту
метрополитена.
Хирург скинул пиджак, ботинки и теперь уже мчался по улицам босиком, а
за ним продвигался Железный Феликс.
Он шел неторопливыми тяжелыми шагами, от которых, подпрыгнув, повисали
на проводах и ложились на асфальт фонарные столбы.
На холодном гладком лбу памятника сиял отсвет полной луны. Рыцарь
Революции поминутно доставал руки из пустых карманов и вытирал о полы
шинели, а в груди его паровым молотом стучало горячее сердце.
Стук этот отзывался во всем существе Кирякина.
Ни одной души не было в этот час на улицах. Мертвые
прямоугольники окон бесстрастно смотрели на бегущего человека. Хирург
метнулся на Пятницкую, но черная тень следовала за ним. Он свернул в
какой-то переулок, с последней надеждой оглянувшись на облупившуюся пустую
церковь, и очутился наконец у подземного перехода.
Дыхание Кирякина уже пресеклось, и он с разбега нырнул внутрь,