"Кирилл Берендеев. И возвращается ветер..." - читать интересную книгу автора

возведенной стараниями рук человеческих. Этот коридор, уходил в обе стороны
на десятки метров. Какую выбрать? Я растерялся, поочередно поглядывая то
вправо, то влево, вертел головой, и одновременно ковырял ненужной уже косой
обломки кирпичей у себя под ногами.
Преодолев колебания, я решительно, более от того, что сомнения в
правильности пути оставались, пошел влево, поминутно поглядывая то себе под
ноги, то на глухую стену, уходящую вдаль. Я изредка касался ее, и на
пальцах оставался легкий налет времени бурого цвета: кирпичи крошились от
одного лишь прикосновения, стена оказалась более ветхой, чем виделась
издали. Безнадежно поддавшаяся окружившему ее бурьяну, авангард которого
уже отвоевал себе места в змеившихся по всей стене трещинах: мхи и
лишайники медленно поднимались вверх по стене, в то время как сама она
столь же медленно опускалась вниз, сползала навстречу.
Кладка стены подавалась натиску времени неравномерно. В одних местах
она еще только сдавала первые свои ряды, в других, волнами спускалась на
полметра к земле, потворствуя гибельному процессу саморазрушения. И все же,
как бы сильно не пострадала стена, она по-прежнему возвышалась надо мною,
даже подпрыгнув, я не мог заглянуть в ее внутренние пределы.
Стена повернула вправо, следуя ее изгибу, повернул и я. И все так же
изредка касался пальцами ветхой кладки, выискивал бреши в которые мог
заглянуть.
Затем стена свернула еще раз. Затем еще, направив меня назад.
Поторапливая, подхлестывая монолитностью кладки - ни одного прохода, даже
заложенного не встретилось пока мне на пути.
Сам не заметив как, я побежал - насколько возможно было бежать по
груде обломков, смешанных с мягким перегноем, в чужих разношенных сапогах.
Стараясь не упасть, я бежал, поглядывая себе под ноги - и тут же отводил
взгляд, возвращенный, притянутый стеной.
А после, задыхаясь, повернул в последний раз.
Дыхание со свистом вырывалось из груди, в боку закололо, едкая, боль
растекалась по внутренностям, сводя их мучительной судорогой. Перейти на
шаг было еще тяжелее, боль усиливалась; я бежал, дыша ртом, слушая, как
рвутся из груди хрипы и стоны. Тяжелые сапоги прилипали к земле, я начал
спотыкаться, теряя выбранный темп, и каждый неудачный шаг усиливал
разливавшуюся боль, сковавшую желудок.
Я ругал себя за редкость пеших прогулок, за долгие дни, проведенные в
кресле - и на работе и дома, за дряблость мышц, закованных броней жира и
вялость сердца, уставшего от бесконечных стрессов. Ругал, но остановиться и
передохнуть хоть минуту - что изменила бы она в бесконечности долгого
летнего дня? - не мог. Казалось, ноги сами несут меня, с каждым шагом все
неуверенней, все ненадежней, вперед и вперед, и остановиться им сейчас
кажется просто невыполнимой задачей.
Слева показался просвет, промелькнул и исчез за спиной. По инерции я
сделал еще несколько шагов и лишь тогда остановился. Обернулся. И тяжело
дыша, чувствуя бухающие удары сердца, сотрясающие тело, смахивая тыльной
стороной ладони заливающий лицо пот, медленно, как во сне, подошел и взял в
руки оставленную прежде косу. Точно не веря увиденному.
Ветер усилился, согнул мачты вековых сосен. Солнце, последний раз
мелькнув за грядой низко летящих туч, скрылось, исчезло, погребенное ими.
Бурьян закачался волнами. Порывы осеннего ветра хлестнули мне в лицо: