"Кирилл Берендеев. Испытательный полет" - читать интересную книгу автора

Рубка пилота находилась в центре корабля, покрытая прозрачным куполом
из углерода, по структуре своей схожим с алмазной решеткой, но по твердости
превосходящей последнюю на три единицы. Купол обладал также направленной
поляризацией: стоило посветить на участок его поверхности, как он немедленно
темнел, но так, что это не мешало обозревателю, сидевшему внутри купола,
по-прежнему четко и ясно видеть человека, направившего на него свет фонаря.
Этой системой, как и всеми иными системами корабля, управлял
вычислитель, общавшийся с пилотом при помощи панели управления и банального
штурвала. Использование нанотехнологий позволяло в значительной степени
уменьшить размеры вычислителя, так что, теоретически, для полного контроля
над кораблем хватило бы коробки микросхем размером со шкатулку. Но габариты
вычислителя были много больше. Объем его составлял порядка трех кубометров,
но выяснить, что именно скрывалось безразмерной памяти, оказалось
безнадежным делом: вычислитель обладал зачатками электронного разума,
выражавшейся, в частности, в диагностике действий пилота. Любое действие
сверх того, что вычислитель относил к проблемам полета, немедленно
блокировалось, а все попытки скачать информацию непосредственно с носителей
заканчивались провалом: приборы попросту отключались самим вычислителем.
Не удавалось провести и испытательный полет. Робот, усаженный в кресло
пилота, мог управлять лишь гравитационной подушкой аппарата: признавать
"железяку" своим пилотом вычислитель отказывался. Он ждал появления в кресле
человека, в этом не оставалось сомнений.
И после долгих раздумий, после множества провалившихся попыток
механизмами протестировать упершийся на своем летательный аппарат пришлось
согласиться на этот, достаточно рискованный шаг.
Когда исследователи вынуждены были признать это, сразу был помянут,
всплыл в памяти Андрей Болотов. Как способный именно на такой шаг.
Тем более, что причина его аварии была известна: Болотов сам, невзирая
на протесты авиетки, полез в горы и преодолел запрещенную высоту. А перед
этим выключил радиовысотомер - выдрал провода, связывающий его с системой
слежения авиетки. Чего он этим добивался, осталось неясным, на вопросы
Болотов, к тому времени уже прошедший курс реабилитации и горевший желанием
вернуться в строй, отвечал достаточно сумбурно, что-то о пределе возможности
летательного аппарата, о действиях человека во внештатной ситуации. Словом,
путного ответа от него не услышали. Да, по большому счету, и не ожидали
услышать, зная его, как человека себе на уме, упрямого и всегда пытающегося
что-то доказать - и себе и всем остальным.
- Вы полагаете, он согласится? - хмыкнул руководитель проекта, когда
речь зашла о Болотове. - Впрочем, прошу прощения, я не то хотел сказать. Вы
полагаете, он поднимет и опустит эту машину без повреждений? У него было три
аварии, не считая последней, дай ему волю, он на этом суденышке отправится
на Землю.
- Не отправится, - довольно жестко заметил его зам. - У него врожденный
иммунодефицит, а такое, как известно, не лечится. Земля ему противопоказана.
Это вот Марс обладает самостерилизующейся атмосферой, препятствующей
развитию бактерий...
- Я понял, понял. Но не один же Болотов сядет за штурвал.
- Разумеется, нет. У нас есть ваша, - он хотел сказать племянница, но
поправился в последний момент, - ассистентка, Наталья Столярова. Она
летчик-испытатель четвертого класса.