"Нина Берберова. Аккомпаниаторша (Повесть) " - читать интересную книгу автора

- Возвращайся, девочка моя, - говорила она, - что-то со всеми нами
будет? Мой талантик светлый, будь счастлива! Дай Бог Травиным здоровья,
какие они добрые, милые. Будь осторожна, смотри, старайся... Сонечка, моя
крошечка...
Я слушала ее лепет и несмотря на то, что половину его не понимала,
что-то доходило до меня в те минуты из этих последних слов. "Мамочка, -
отвечала я, - все будет хорошо, мамочка, видишь, как уже все хорошо
устраивается. И о чем беспокоишься? Не надо беспокоиться. Будь здорова,
мамочка". Она плакала, обнимала меня. Прозвонил звонок. Я вскочила на
площадку. В это время из толпы провожающих вышел человек в военном френче с
нашивками, с лоснящейся у пояса кобурой, сделал два шага за вагоном, крепко
пожал свесившуюся руку Павла Федоровича, поцеловал два раза руку Марии
Николаевны и взмахнул фуражкой. Все замахали шляпами и платками, даже
Митенька. Человек во френче крупным шагом пошел рядом с окном.
- В Москве увидимся, - сказал он.
- Довольно, под поезд попадешь, - ответила она.
- В Москве увидимся, - повторил, словно с угрозой, человек.
Поезд пошел быстрее, он отстал.
- Сеня до того растолстел, - сказал Павел Федорович, обращаясь ко
мне, - что скоро бегать разучится.
Мария Николаевна не ответила. Она стояла у окна и смотрела назад. По
направлению ее взгляда я видела, что она смотрит не в сторону провожающих,
впереди которых размахивал фуражкой Сеня, а куда-то левее, смотрит грустно,
долго...
У нас было два смежных купе. В вагоне, кроме нас, ехали какие-то
советские сановники, с которыми Павел Федорович, имевший в Москву
командировку, сейчас же познакомился. Они сперва выпили у нас, потом - мы у
них. Мария Николаевна, кутаясь в большой пестрый платок, продержала одного
из них на коленях перед собой около получаса, с полным бокалом вина в руке.
У Павла Федоровича шел с другим длинный, увлекательный разговор об охоте, о
знаменитой коллекции ружей Карахана, о царской охоте на зубров. Третий,
молодой, худенький, с ангельским лицом и большими глазами, непременно
требовал, чтобы я выпила с ним на "ты". Мне было страшно, но я сцепилась с
ним руками и вытянула свой бокал, после чего он сказал, что поцелует меня.
Мне стало еще страшнее. Я поняла, что опьянела и могу влюбиться в него, если
он это сделает.
- Я научу тебя целоваться, - говорил он, - ничего, что ты не умеешь, я
научу тебя.
Мария Николаевна из другого угла купе сказала:
- Это так быстро не делается.
Он обнял меня, и я почувствовала что-то нежное и влажное во рту.
Ночь летела в окно, кто-то шатался по коридору, кто-то целовал мне
руки, без назойливости, очень осторожно; кто-то наконец нежно довел меня до
моего купе. Ночь летела в окно. Поезд мчался. Я чувствовала, что это жизнь
летит на меня, а я мчусь в нее, в бархатную неизвестность.


V

Сеня приехал в Москву через две недели после нас - я ждала его, как,