"Олесь Бенюх. Гибель 'Эстонии' " - читать интересную книгу автора

поразило сразу же - огромные черные глаза хозяйки. И никаких особых
колдовских аксессуаров, кроме древнего ворона, неподвижно застывшего на
высоком треногом столике из черного дерева с круглой подставкой,
огороженной невысоким резным бордюром. Да, разумеется, ещё были карты, не
обычные, нет, раза в два больше, с рисунками, стилизованные под русские
миниатюры XVIII-XIX веков. Карты Торо. Ни устрашающих жестов, ни загробных
модуляций голоса, ни утробного скрежета потусторонних музыкальных вариаций.
Тон колдуньи ласковый, домашний, материнский, временами
загадочно-торжественный, временами нейтрально-отрешенный. Поразило и Росса
и его приятеля то, с какой обворожительной скромностью она рассказывала им
- и весьма точно! - об их прошлом, с какой предупредительной осторожностью
предсказывала будущее (и о смерти жены Ивана, и о фатальной болезни
приятеля). А ведь они пришли к ней, что называется, с улицы - ни
рекомендаций, ни предварительного собеседования. Помнится, ещё поднимаясь в
лифте на седьмой этаж довольно старого дома вблизи Москворецкого рынка,
отпускали снисходительно желчные шуточки-прибауточки насчет всякой и
всяческой чертовщины. Уже провожая их до двери, колдунья печально и нежно
сказала:
- Вы оба такие сильные и чистые. И хотела бы вам соврать, приукрасить
судьбу, да только не в моих это силах. Белая магия не позволяет никакой
лжи, даже во спасение.
При этих её словах сидевший дотоле неподвижно ворон повернулся в их
сторону и произнес скрипучим, почти человеческим голосом: "Устами Любавы
глаголет истина. Истина! Истина! Истина!"
- Расстроюсь?! - Росс поставил свой стакан на боковой столик, легко
притянул к себе эстонку, поцеловал её в теплые влажные губы. Подняв её на
руки ("Упитанная пушинка!"), он хотел было направиться в спальню, но Сальме
соскользнула на пол. Подбежала к телевизору, включила программу "Мы танцуем
день и ночь" и под звуки очередной синкопированной мелодии сбросила с себя
туфельки и кимоно. Оставшись, в чем мать родила, она на мгновение застыла в
грациозной позе - одна ножка слегка согнута в коленке и поставлена на
носок, руки подняты над головой, пальцы переплетены, голова запрокинута в
едва заметном наклоне. И - ррраз, закружилась, запрыгала, завихрилась нимфа
лесная, нимфа заоблачная, нимфа городская. Безгрешная дева и многоопытная
матрона, нега и буря, Лолита и Айседора! "Видно, не только оккультизм
постигала она в Лондоне или где там еще," - думал Росс, одобрительно следя
за танцующей девушкой. Он не был любителем примитивных стриптиз-шоу,
заштатных колоний нудистов, театриков и варьете ню. То, что он видел
сейчас, не несло и намека на тошнотворное порно. "Это было искусство, - с
удивлением констатировал он, - ибо именно одно оно может вплотную подойти к
границе запретного и не преступить её. Не этим ли отличается любое
произведение, сработанное мастером (кисти, пера, резца, нотного ключа), от
поделки неумехи-бездаря? Браво, Сальме!"
Часа через полтора, уставшая от танца и изысканно нежных объятий
Росса, она заснула на его постели. Осторожно, чтобы её не разбудить, он
достал снятый и положенный ею на ночной столик браслет и долго крутил и
вертел его, пытаясь обнаружить потайной паз. Наконец, когда он был уже и
вовсе готов отказаться от этой затеи, одна из ничем неприметных, абсолютно
идентичных пластин медленно выдвинулась вверх. Под ней оказалось небольшое
углубление. Оно было заполнено белым порошком. Росс смотрел на смертоносную