"Александр Бенуа. Жизнь художника (Воспоминания, Том 2) " - читать интересную книгу автора

ликование изобразили девы, освобожденные витязем из плена. Но вот, все это
происходило слишком близко, как бы на ладони, да и то, что вокруг оставались
все те же ряды одетой в шубы и пальто публики, частью которой были и мы, что
тут же "на носу", на ярко освещенной эстраде, играл оркестр, что разные
похищения, преследования и бегства происходили поперек арены, что всякие
"горы" и "скалы" устанавливались в антракте на глазах у всех, а не за
занавесом, который в театре скрывал всю таинственность "кухни", - все это
вместе взятое портило удовольствие и вселяло во мне какую-то странную
"неловкость". Да и музыку цирка я ненавидел за ее грубую шумливость.
Все же я должен с благодарностью помянуть здесь и о некоторых радостях
испытанных в цирке. К ним принадлежали выезды и выводы дрессированных
лошадей, в которых главным образом отличались члены семьи Чинизелли
(Чипионе, Гаэтано и прелестная, как мне казалось, их сестра - в костюме
амазонки). Нравились мне те балерины, которые на плавном скаку прекраснейших
снежно-белых коней плясали по плоскому тамбуру, служившему седлом и прыгали
в серсо, затянутое бумагой. Бывали и действительно удивительные номера,
вроде того акробата, который вылетал из пушки с тем, чтобы хватиться на лету
за трапецию или вроде той краснокожей индианки, которая, держась зубами за
бежавшее по канату колесико, перелетала с одного конца цирка до другого. У
этой акробатки были длинные черные развевавшиеся волосы, а когда красавица
достигала предельного места, она ловко вскакивала на пунцовый бархатный
постамент и на весь театр пронзительно гикала, что и придавало ее
выступлению особую пикантность "дикарки". Обожал я выходы музыкальных
клоунов, дрессированных собак и обезьян; больше же всего я однажды
насладился сеансом чревовещателя, который с изумительной ловкостью
манипулировал целой группой ужасно смешных больших кукол, создавая иллюзию,
что это они говорят, а не он. Сохранились у меня в памяти и другие цирковые
воспоминания и из них некоторые восходят до дней моего раннего детства, но
все же цирк не моя область и поэтому я предпочитаю теперь сразу перейти к
настоящему театру, к тому, что мне пришлось по душе и по вкусу во всех
смыслах.

Глава 3 ТЕАТР

В первый раз меня свели в театр, когда мне было лет пять. Вероятно это
вышло случайно - получена была от театрального начальства ложа на дневное
представление, и вот те из нашей семьи, кто пожелали воспользоваться ею,
потащили с собой меня-крошку, хотя то, что предстояло увидеть и услышать,
вовсе не было рассчитано на детские вкусы. В Мариинском театре, до которого
от нашего дома было рукой подать и где обыкновенно тогда давались русские
оперы и драмы, на этот раз давался концерт какого-то странствующего дамского
оркестра, и мне пришлось вынести тогда длинную серию увертюр, попурри,
вальсов, и чуть ли не целую симфонию. Однако, хоть это и было скучновато, я
все же был так заинтересован всем тем новым, что меня окружало, начиная от
впустившего нас в ложу ливрейного капельдинера и кончая чудесным занавесом,
о котором дальше я скажу несколько слов, что я вынес это испытание с честью
и кажется ни разу не вздремнул и не попросился домой. Когда занавес
поднялся, то на сцене оказалась целая гора белых, пышных по тогдашней моде
платьев, из массы которых торчали инструменты, среди которых мое особенное
любопытство привлекли страшные, похожие на жуков контрабасы и роскошные