"Сергей Бен-Лев. Псалмы нашего дня" - читать интересную книгу автора

стоило ли об этом думать, от этого только болела голова, ломило в висках, а
сын и дочь, уже выросшие, сторонились ее, не понимая как ей помочь. Муж,
занятый сверх всякой меры на работе, занял выжидательную позицию. Нужно было
что-то делать, нужно было бежать, искать, звонить, договариваться, искать
финансирование, но зачем?!
Из Египта перенес ты виноградную лозу, выгнал народы, и посадил ее.
Очистил для нее место, и утвердил корни ее, и она наполнила землю.
Она обложилась журналами - женские истории, столь поражающие на первый
взгляд, не затронули в ее душе ни единой струны. Она позвонила подругам,
занимавшимся распространением косметики, и обзавелась изрядной кучей
косметики, всевозможных помад, кремов, лосьонов и прочих модных мелочей,
приносящих минутное удовлетворение.
Горы покрылись тенью ее, и ветви ее как кедры Божии. Она пустила ветви
свои до моря и отрасли свои до реки. Для чего разрушил Ты ограды ее, так что
обрывают ее все, проходящие по пути?
Занимаясь бизнесом, она никогда не задумывалась о природе своего
дарования, но тут ее разобрало любопытство, и ей захотелось прочитать книги
о правильном ведении дел, о составлении бизнес-плана, о правильном подборе
подчиненных, и о прочих глупостях, которыми забивали себе голову авторы
подобных пособий. Единственное, о чем умалчивали книги, о том, как обрести
уверенность в задуманном, что избранное тобою дело не провалится, не
рассыплется как карточный домик под дуновением окружающих. не желающих
смириться с тем, что у нее все получается. Религия, о которой так много и
велеречиво писали все газеты, призывая к очищению души, соблюдению норм и
непременном посещении церкви в установленные дни, казалась чем-то удаленным
от жизни, чем-то совершенно не имеющим отношения к ее жизни, чем-то
чужеродным, не воспринятым сердцем и душею, а рационально и сухо
навязываемым ей окружающим обществом.
Лесной вепрь подрывает ее, и полевой зверь объедает ее. Обратись же,
призри с неба и воззри, и посети виноград сей; Охрани то, что насадила
десница Твоя, и отрасли, которые Ты укрепил Себе.
Да полно, полно, достаточно, избавьте меня от ваших поучений, так и
хотелось крикнуть ей, но кому?! Разобравшись с модными течениями и
направлениями общественных времяпровождений, перечитав десяток модных
романов, вдруг, неожиданно, под коркой заскорузлых представлений, она
открыла себя, да-да, себя, ту наивную девочку, которая сидела на заборе во
дворе у бабушки, напевала песни, раскачиваясь при этом на качелях, игралась
с собакой, дружила с мальчишками и мечтала стать учительницей, только не
смейтесь, стать учительницей как ее мама и старший брат. Брат был толстый, в
рубашке, пропитанной потом, с пухлым портфелем, набитым тетрадями и свежими
журналами. Он вдохновенно читал стихи Евтушенко и Вознесенского, а ей,
начинавшей уже взрослеть, ложились на душу строки Асадова.
Он пожжен огнем, обсечен; от прещения лица Твоего погибнут... мы не
отступим от Тебя... мы будем призывать имя Твое... восстанови нас... да
воссияет лицо Твое!
Впрочем строки стихов ложились не на душу, а на страницы песенника,
толстой тетради в клеточку, с вклеенными красивыми открытками и фотографиями
артистов - какой же миленький был Коренев - сам же песенник был старательно
переписан почти слово в слово у соседки ткачихи, шумной, горластой, любящей
выпить и потанцевать разбитной девушки, втайне мечтавшей выйти замуж за