"Жаннетта Беньи. Флорентийка и султан " - читать интересную книгу автора

сколь я сожалею о прерванном блаженстве.
В течение целого месяца Бартоломео только и жил такими встречами,
наслаждался и развлекался ими. Но каждый раз, когда он был близок к своему
счастью, неизменно являлся ненавистный супруг - в ту самую минуту, которая у
дамы следует за прямым отказом и посвящается смягчению оного разными
уловками, милыми проделками, предназначенными для того, чтобы воскрешать или
подогревать любовь.
И вот, потеряв терпение, художник решил начинать осаду с первых же
минут свидания, рассчитывая одержать победу до появления мужа, которому
затянувшаяся канитель служила лишь на пользу.
Но ловкая дама, читая в глазах ваятеля его тайное намерение, затевала с
ним ссору, за коей следовали бесконечные объяснения. Она начиналась с
притворной сцены ревности, в расчете услышать в ответ лестные дамам
проклятья влюбленного.
Засим дама охлаждала его гнев нежным поцелуем, а там она принималась
ему что-то доказывать, и хитростям ее не было видно конца. Она настаивала,
что ее любовник должен вести себя благонравно и все желания ее исполнять,
иначе не может она отдать ему свою душу и свою жизнь. И отнюдь не считает
она столь щедрым для себя даром страстные желания влюбленного, куда более
достойна похвалы она сама, ибо, любя сильнее, она больше приносит жертв. И
между прочим, с видом королевы дама небрежно бросала: "Перестаньте". А в
ответ на упреки Манчини сердито говорила: "Ежели вы не будете таким, как мне
угодно, я разлюблю вас".
Хоть и поздно, но все же бедный итальянец понял, что такая любовь не
была честной любовью, той любовью, что не отсчитывает даримые ею радости,
как скряга червонцы, что его дама просто играет им, допуская его во все
владения любви, лишь бы он не завладел потаенным сокровищем.
От сего унижения Манчини пришел в неистовый гнев, и, позвав с собой
нескольких друзей-художников, уговорил их совершить нападение на супруга
красавицы, когда тот будет возвращаться домой вечером после королевской игры
в мяч.
Распорядившись таким образом, флорентиец явился в обычный свой час к
своей даме. Когда в самом разгаре были сладостные игры любви - упоительные
поцелуи, забава с распущенными и вновь заплетенными косами, когда в порыве
страсти кусал он ей руки и даже ушки - одним словом, когда все уже было
испытано, за исключением того, что высоконравственные сочинители наши не без
основания называют предоссудительным, флорентиец между двумя особенно
жгучими поцелуями спросил: "Голубка моя, любите ли вы меня больше всего на
свете?" "Да",- отвечала она, ибо прелестницам слова недорого стоят. "Так
будьте же моею!" - взмолился влюбленный Бартоломео. "Но муж мой скоро
вернется!" - возразила дама его сердца. "Значит, иной помехи нет?" - с
надеждой спросил флорентиец. Дама лишь пожала плечами. "Нет..." "Мои друзья
задержали его на дороге и отпустят лишь тогда, когда в этом окне появится
светильник!" - с горячностью воскликнул Бартоломео.- "Ежели супруг ваш
пожалуется потом королю, то друзья мои объяснят, что они по ошибке приняли
за одного из наших художников и решили над ним пошутить. Уверяю вас, с ним
не произойдет никаких неприятностей".
Дама, как ни в чем не бывало, улыбнулась. "Ах, друг мой,- мило сказала
она.- Дайте, я пойду и взгляну, все ли в доме спокойно, спят ли слуги". Она
поднялась, а свечу поставила на подоконник указанного окна.