"Виктор Беньковский, Елена Хаецкая. Атаульф." - читать интересную книгу автора

Дядя Агигульф сует нам с Гизульфом куски, пока наша мать не видит и
пока Тарасмунд глядит в другую сторону. И берем мы эти куски. И едим
торопливо, от Бога Единого руками закрываясь.
Я потом всегда Сына прошу, чтобы не сердился. Я Ему объясняю, что все
равно по Нему скучаю, а что мясо ем - то в предвкушении радости. Ведь я
знаю, что Он обязательно воскреснет.

А Агигульф-сосед, печаль по умершему Сыну ревностно соблюдая, хотел в
этом году ножом себе лицо изрезать, как аланы делают, по умершим родичам
скорбя. Но Винитар запретил ему так поступать. Сказал, что Сын,
воскреснув, огорчится, если обезображенным Агигульфа-соседа увидит. Ибо
безмерно милосердие Сына.

Перед Пасхой годья несколько дней все в храме чистил. Мы с Гизульфом и
наши сестры Сванхильда с Галесвинтой ему во всем помогали. Галесвинта
веток нарезала и в воду поставила. Теперь на этих ветках показались
зеленые листики.

Когда мы пришли ночью в храм, там было очень красиво.
Горело больше дюжины лучин. Годья зажег также медную лампу, которой
очень дорожил и редко зажигал, потому что масло дорого стоит. И плошки с
маслом зажег. Все переливалось в золотистом свете.

Годья долго пел разные песни. Наша мать Гизела годье вторила. Она все
эти песни знает. Получалось очень красиво.
Другие тоже подпевали им, но не так красиво.

Агигульф-сосед совсем некрасиво подпевал, он сипел. И слов почти не
знал. Но все равно было здорово.

Потом годья рассказывать начал про женщин, которые к пещере пошли. Я
понял, что целый год ждал, как годья эту историю рассказывать будет. Годья
эту историю только на Пасху рассказывает. И у меня сразу защекотало в
животе, как всегда бывает, когда я про ту пещеру слушаю.

И вот годья замолчал посреди истории и стал нас молчанием томить. И так
долго томил, что Гизульф не выдержал и крикнул:

- А там ведь нет никого!

И захохотал, как годья всегда в этом месте рассказа хохочет.

Тут все зашумели, засмеялись и стали наперебой кричать:

- А ведь нет там никого!

И годья заревел, всех перекрикивая:

- Точно, нет там никого!