"Кирилл Бенедиктов. Точка Лагранжа" - читать интересную книгу автора

страшной способностью проникать в чужие сны. Первые несколько дней все шло
как обычно, а потом Младших стали изводить кошмары. Стас и Ленка сидели с
ними, поили седативными коктейлями, оставляли в спальнях включенные ночники
- ничего не помогало. А однажды кошмар приснился самому Стасу.
Он до сих пор вспоминает об этом со странной смесью ужаса и
отвращения. Никаких деталей того сна Стас, к счастью для себя, не помнит -
помнит только ощущение ничтожности и заброшенности, как будто он -
крохотная пылинка - вращается в абсолютно пустом, холодном и равнодушном
пространстве, а откуда-то сверху, с немыслимых высот, наблюдают за ним
чьи-то огромные, невыразимо чужие глаза. На следующий день он случайно
наткнулся на взгляд восьмилетнего Давидика и вздрогнул - он узнал эти
глаза...
- Стас! Стас! - верещат Младшие, подбегая к нему. По-своему они очень
тактичны - пока Стас разговаривал с Ленкой, никто им не мешал. Но теперь,
когда Стас отстранил Ленку и обратился ко всем собравшимся в зале, самое
время выразить свой восторг по поводу чудесного спасения любимого вождя.
Младшие виснут у него на плечах, на локтях, щекочут шею и живот, пытаются
повалить на диван. Стас честно возится с ними до одиннадцати, хотя сил у
него уже совсем не осталось - операция, бегство от бойцов Джемала и долгая
дорога домой вымотали его до предела. В одиннадцать Ленка, чудесным образом
превратившаяся из Ленки Зареванной Дурочки в Ленку Строгую Воспитательницу,
загоняет Младших в спальни. Младшие спят по двое в комнате - это тоже
недоброе наследство Давидика. Когда-то, еще при Докторе, и привитые, и
непривитые дети спали вместе в одном большом дортуаре. Но Давиди-ку легче
было входить в сны тех, кто спал с ним рядом, и дети очень скоро это
поняли. "Элои, - непонятно говорил Доктор. - Смешно требовать от элоев,
чтобы они засыпали рядом с морлоком". Потом за Давидиком приехали люди из
Крепости и увезли его с собой. Стас слышал, как Доктор объяснял им что-то
про "идеального гипнократа", а они кивали и с опаской посматривали на
маленького Давидика. Давидик уехал, но тени снов, в которых он успел
похозяйничать, прочно угнездились в темных углах дортуара...
Полночь. Стас сидит у камина, в котором потрескивают смолистые
поленья, лениво наблюдает за алыми переливами углей, медленно погружается в
дрему. Сзади неслышно подходит Ленка, обвивает его шею тонкими руками,
приникает губами к самому уху, шепчет:
- Стасенька... Стасенька мой... как хорошо, что ты вернулся...
Стас бурчит что-то неразборчивое. Почему-то вспоминается мычание
Мишутки. Интересно, лениво думает он, долго ли проспит Мишутка? И каким он
вернется?
- Стасенька, - продолжает нашептывать ему на ухо Ленка, - а давай
отсюда уедем? Ну, давай, правда... Эти уроды Защитники нам все равно жизни
не дадут... сколько ж можно от них бегать, а, Стаська? А в Крепости тебя
сразу примут, знаешь, как они хотят, чтобы у них свой Доктор был?
Стас делает резкое движение головой, освобождаясь от ее нежного
захвата.
- Я не Доктор, - говорит он. - И никогда не был Доктором. А теперь уже
никогда и не буду.
Это правда. Если бы Доктор поучил его еще года два-три, возможно, из
него и вышел бы толк. А так он просто Стас, хирург-самоучка. И если даже
предположить, что хирург-самоучка кому-то понадобился в Крепости, то что он