"Жюльетта Бенцони. Любовь и замки. Том 2" - читать интересную книгу автора

Ла Бруйяр

Странным был праздник Рождества в замке Рошкотт в 1829 году, когда
ретроградные законы Карла X начинали раздражать народ Франции. Там
готовились роды, мало чем похожие на Рождество Божественного Младенца, ибо
речь шла о рождении журнала.
Какой может быть журнал посреди туреньских деревень? И все же. Париж
стал опасен для либералов, все еще стремившихся донести свои речи до народа,
чтобы поднять его на восстание против совершенно непереносимой власти.
Повсюду проникала полиция, и явная, и тайная. Повсюду она угрожала от имени
незыблемых законов. Вернувшись к власти после Ватерлоо с иностранной
помощью, Бурбоны стремились восстановить в союзе с вездесущей Церковью
власть в духе Людовика XIV. Чему и было посвящено собрание в этом красивом
турском замке.
"Вы не знаете Рошкотта? Так почему же вы не спрашиваете, почему именно
Рошкотт?" - напишет позже принц Талейран, постоянный я важный гость этого
собрания, начавшегося при Людовике XVI и кончившегося во времена
Реставрации. "Вообразите себе, что перед моими глазами расстилается сад,
орошаемый большой рекой, окруженной лесистыми холмами, где, благодаря
защищенности от северного ветра, весна начинается на три недели раньше, чем
в Париже и где теперь все покрыто цветами. Существует еще одна вещь, которая
заставляет меня предпочитать Рошкотт всем другим местам, - это то, что здесь
я нахожусь не просто рядом с мадам де Дино, но у нее в гостях, что
доставляет мне наибольшую радость".
Разумеется, накануне Рождества не могло быть и речи о зелени и цветах,
исключая разве те, что заполняли оранжерею, но самое главное, что, несмотря
на плохую погоду, мадам де Дино была здесь. На самом деле письмо "к одному
другу" целомудренно выражало глубокую любовь восьмидесятилетнего человека к
женщине сорока годами моложе, к тому же приходившейся ему племянницей. Эта
любовь зародилась двадцать лет назад, в 1814 году на берегах Дуная, когда
Наполеон находился на острове Эльба, а знаменитый Венский конгресс мира
стремился перекроить карту Европы по вкусу Священного Союза англичан,
русских, пруссаков и австрийцев.
Франция Людовика XVIII, разбитого подагрой короля, который слишком
долго ожидал желанного трона, выбрала тогда своим представителем на
Конгрессе самого знаменитого дипломата того времени - да, может быть, и всех
времен - Шарля-Мориса де Талейран-Перигор, бывшего епископа из Отена,
раскаявшегося революционера, бывшего министра иностранных дел Наполеона I,
чьей милостью он стал князем Беневентским, и наконец, принца Талейран
милостью Людовика XVIII. В итоге, он был единственным человеком, способным
вызволить Францию из ужасной рутины, в которой она крепко завязла...
Талейран, и сам обремененный не менее ужасной женой, тогда же занялся
приведением в порядок дворца Кауниц в Вене, принадлежавшего его юной
племяннице, точнее, жене его племянника: графине Эдмон де Перигор,
урожденной принцессе Доротее Курляндской.
Отношения между дядей и племянницей воистину составляют забавную
историю, ибо вплоть до совместного отъезда в Вену в них имела место немалая
неприязнь: по крайней vере, со стороны молодой женщины. Дочь Петра I
Курляндского была лишена больших владений,
как в Пруссии, так и в России. Юная Доротея в возрасте четырнадцати лет