"Тонино Бенаквиста. Мясорубка для маленьких девочек" - читать интересную книгу автора

пришел с часовым опозданием. И никто не стал бы оплакивать эту сволочь
Этьена.
Я спросил себя, уж не предлагает ли мне жизнь возможность изменить свою
судьбу. Единственную возможность. Работу над ошибками прошлого. Один росчерк
пера, одно исправление - и у тебя совсем иная участь. Этим утром меня
посетила уверенность, что так оно и есть. Я бросил последний взгляд в
запотевшее окно, еще раз посмотрел на Этьена, все такого же сгорбленного,
немощного Этьена. Сделал глубокий вздох, словно вновь обретая ясность духа.
И пошел своей дорогой.
Я перекусил сам не знаю когда и шатался по улицам сам не знаю где.
Наконец-то один. Как турист, с интересом изучающий собственное повседневное
существование. Вдали я увидел своих сотрудников, они выходили из офиса и
перебегали дорогу, спеша наброситься на дежурный обед в кафе напротив.
Мой сын всегда беспокоил меня своими рассказами об одной дешевой
забегаловке на окраине города. Мне не пришлось долго разыскивать ее. Значит,
именно здесь он жует эти жирные сосиски, набивает на куртку блестящие
металлические звездочки и разыгрывает юного бунтаря, чтобы поразить
воображение своей подружки. Группа парней явно недоумевала: с какой радости
этот старый хрен забрел на их территорию? Но в следующий момент я перестал
интересовать мальчишек: рядом с визгом затормозил "504-й" кабриолет,
отшвырнув прочь один из мопедов, стоявших у их ног. Из машины вышли
взрослые - настоящие взрослые, крутые. В ярких галстуках, в широких пальто,
в замшевых перчатках. Полностью затмивших грязные кроссовки и драные
потертые "левайсы". В обычное время я бы тихо слинял, чтобы не
присутствовать на этой дурацкой демонстрации "крутизны", - в конце концов,
никто не обязан пихать себе в глотку пережаренные сосиски и пожимать чужие
опасные руки. В обычное время - да, но не сегодня.
Мальчишки струхнули и замерли по стойке смирно; один их них начал
извиняться, скуля точь-в-точь как пес стекольщика, второй вытащил деньги в
уплату бог знает за что, третий остолбенело пялился на свой мопед,
отброшенный на середину шоссе. Я ни секунды не думал о своем парне, о сыне,
который мог бы оказаться на их месте. Один из четверки "крутых" смерил меня
взглядом и посоветовал идти своей дорогой. Вот ему-то первому я и влепил
затрещину. Великолепную затрещину, наотмашь, и тут же ударил по другой щеке,
совсем как в кино, притом левой рукой, ибо правая, вся взмокшая от пота,
по-прежнему сжимала в кармане нагретый металл. Наступил миг всеобщего
столбняка; затем я с улыбкой закатил оплеуху второму. Как же мне хотелось,
чтобы они отреагировали, чтобы они разъярились! Их страх раздражал меня все
сильнее, я завопил, начал пинать их ногами, бить кулаком, распалился,
распоясался вконец, лишь бы вывести их из этого невыносимого оцепенения. Но
услышал только, как хлопнули дверцы машины и хрипло взвыл мотор. Мальчишки
взирали на меня как на героя. Мой сын тоже мог бы быть среди них и гордиться
отцом. Хотя никогда еще в эту мрачную клоаку не заглядывал такой слабак и
трус.
Остаток дня был не менее богат событиями. Я пережил целую череду таких
же приключений из категории "впервые в жизни". Например, впервые запустил в
баре стаканом в ряд бутылок, впервые сверлил взглядом полицейского так
упорно, что он опустил глаза, впервые спустился на самое дно, отыскав самую
гнусную улицу самого подозрительного квартала, какой только был в нашем
городе. И все шло куда лучше, чем я мог себе вообразить; я открыл в себе