"Виктория Беляева. Очень женская проза " - читать интересную книгу автора

Я частенько думала о ней, пытаясь представить ее жизнь вне
университетских стен. Как знать, возможно, я просто завидовала этой женщине,
обреченной на свободу. Стать синим чулком, чопорным, недоверчивым, погрязшим
навеки в волшебной древности, - в конце концов, не лучший ли это выход из
всех на свете положений? Я чувствовала странное родство с ней, странную
связь, которую она все не желала заметить. Я видела в ее жизни смутное
обещание собственного будущего, боясь и желая его.
Дом наш стоит на самой окраине, бывшей когда-то деревней. Со временем
город рос, протягивая бетонные и кирпичные щупальца, забирая в плен
окрестные поселения. Я еще помню дни - жаркие, пронзительно солнечные дни
своего детства, когда меня брали в березовую рощу за земляникой. Мне до сих
пор снится пыльная утоптанная дорога через холм, жесткую траву которого
щипали тощие белые козы, мимо полей, где мы дергали молодую морковку,
тоненькую, с мой трехлетний мизинчик, обольстительно хрустящую на зубах
землей и молочной сладостью. Снится роща, березы до облаков и огромная
трава, скрывающая меня с головой; внезапно деревья расступались, разбегались
кусты, и сотнями зеркальных осколков, слепя и играя солнцем, мчалась, огибая
поляну, хлопотливая речка. Речку переходили вброд, я ехала на чьих-то
плечах, замирая от страха. На том берегу, над вырубкой, стоял густой дух
нагретой солнцем земляники.
Ребята ползали в траве, а я, досыта наевшись, ложилась на спину и,
отмахиваясь от мошкары, смотрела на облака, пока от солнца они не начинали
казаться мне огненно-красными.
Порой я засыпала там же, и меня попеременке несли домой на руках. И всю
дорогу, и потом, дома уже, мелькали перед закрытыми глазами меж плывущими
багровыми пятнами яркие ягоды в обрамлении листьев. И бесконечно повторялся
чудесный миг распахнувшейся вдруг поляны, встречи со сверканием воды.
Теперь в истоках речки по-хозяйски осел завод, и с огромного холма, где
и по сей день пасутся козы, видны рассыпанные в низине кубики заводских
строений, рельсы железной дороги, по которой снуют игрушечные товарные
составы. От завода отросла и уставилась в небо чета кирпичных труб,
смердящих и распускающих черный студень смога. Безымянная речка превратилась
в грязный ручей и назвалась Вонючкой, роща наполовину вырублена, наполовину
зачахла. Нет больше душистой поляны - только сны.
Завод, отнявший у нас речку, рощу и землянику, дал работу тем, кого уже
не кормила земля. Отец пошел туда шофером, в нашей семье, и прежде не
бедствовавшей, завелись живые деньги с отцовского калыма. Перестроили дом.
Он получился большой, основательный. Садик за изящным штакетником,
огород на задворках, курятник, сарайчики, парники. По двору без привязи
носится кудлатая Бимка, служащая входным звонком - кусать она не умеет, но
оповещает о гостях исправно. На калитке вывеска - "Участок образцового
содержания", материна заслуга. В прошлом году к нам даже притащили съемочную
группу из Голландии - показать, как живут простые русские люди, - и мать
потчевала их ранней молодой картошкой, грунтовыми огурчиками, последней
клубникой. Гости восторженно лопотали что-то, кормили Катьку конфетами, а
переводчик, польстившись на предложение отца, напробовался до беспамятства
домашней наливки.
У нас своя - пополам с Катькой - комната, у нас веранда, что летними
вечерами так яростно осаждается комарьем, и гамак под старой черемухой, и
две рябины, посаженные в честь рождения детей: Надежда и гладкая, гибкая,