"Владимир Беляев. Старая Крепость (Трилогия, книга 1)" - читать интересную книгу автора

на убой породистые йоркширские свиньи.
Гржибовский у себя в усадьбе круглый год ходит без фуражки. Его рыжие
волосы всегда подстрижены ежиком.
Гржибовский - рослый, подтянутый, бороду стрижет тоже коротко, лопаточкой,
и каждое воскресенье ходит в церковь.
На всех Гржибовский смотрит, как на своих приказчиков. Взгляд у него
суровый, колючий. Когда он выходит на крыльцо своего белого дома и кричит
хриплым басом: "Стаху, сюда!" - становится страшно и за себя и за Стаха.
Однажды Гржибовский порол Стаха в садике широким лакированным ремнем с
медной пряжкой.
Сквозь щели забора мы видели плотную спину Гржибовского, его жирный зад,
обтянутый синими штанами, и прочно вросшие в траву ноги в юфтевых сапогах.
Между ног у Гржибовского была зажата голова Стаха. Глаза у Стаха вылезли
на лоб, волосы были взъерошены, изо рта текла слюна, и он быстро,
скороговоркой верещал:
- Ой, тату, тату, не буду. ой, не буду, прости, таточку. ой, больно, ой,
не буду, прости!
А Гржибовский, словно не слыша криков сына, нагибал свою плотную спину в
нанковом сюртуке. Раз за разом он взмахивал ремнем, резко бросал вниз руку
и с оттяжкой бил Стаха. Он как бы дрова рубил - то, крякнув, ударит, то
отшатнется, то снова ударит, и все похрапывал, покашливал.
Стах закусывал губы, высовывал язык и снова кричал:
- Ой, тату, тату, не буду!
Стах не знал, что мы видели, как отец порол его. Всякий раз он скрывал от
нас побои.
При людях он хвалил отца, с гордостью говорил, что его отец самый богатый
колбасник в городе, и хвастал, что в ярмарочные дни больше всего
покупателей собирается у него в лавке на Подзамче.
В словах Стаха, конечно, была доля правды.
Гржибовский умел готовить превосходную колбасу. Заколов свинью, он
запирался в мастерской, рубил из выпотрошенной свиной туши окорока,
отбрасывал отдельно на студень голову и ножки, обрезал сало, а остальное
мясо пускал в колбасу. Он знал, сколько надо подбросить перцу, сколько
чесноку, и, приготовив фарш, набивал им прозрачные кишки сам, один. Когда
колбаса была готова, он лез по лесенке на крышу. Бережно вынимая кольца
колбасы из голубой эмалированной миски, Гржибовский нанизывал их на крючья
и опускал в трубу. Затем Гржибовские разжигали печку. Едкий дым горящей
соломы, запах коптящейся колбасы доносились и к нам во двор.
В такие дни мы с Куницей подзывали Стаха к забору, чтобы выторговать у
него кусок свежей колбасы.
Взамен мы предлагали Стаху цветные, пахнущие типографской краской афиши,
программки опереток с изображениями нарядных женщин и маленькие книжечки -
жития святых с картинками. Все эти афиши и книжечки приносил мне отец из
типографии.
Вначале мы договаривались, что на что будем менять, и божились не надувать
друг друга.
После долгих переговоров Стах, хитра щуря свои раскосые глаза, вприпрыжку
бежал к коптилке. Он выбирал удобную минуту, чтобы незаметно от отца
сдернуть с задымленной полки кольцо колбасы.
Мы стояли у забора и нетерпеливо ждали его возвращения, покусывая от