"Владимир Белобров, Олег Попов. Красный бубен (полная версия)" - читать интересную книгу автора

было повода. Мы немцы более скованны, чем русские, и не можем
знакомиться
просто так. Частенько Ленин приходил в пивную с шахматной доской и
играл в
шахматы с хозяином заведения на чашку кофе. И вот однажды, когда хозяин
Шульман приболел и лежал на втором этаже в постели, Владимир Ильич
оглядев, хитро прищурившись, заведение, пригласил меня совершенно
запросто
сыграть с ним партию. Для русских, как вы сами знаете, обратиться к
незнакомцу не составляет никакого труда. Так мы познакомились и уже
через
три часа мне казалось, что я знал этого человека всю жизнь. Мы
подружились. Ульянов объяснил мне мою проблему с родителями. Он
объяснил,
что я родился среди буржуазии, а воспитывался среди интеллигентов.
Интеллигенты это говно, а буржуазия - вчерашний день, который скоро
похоронят пролетарии всех стран. Когда я это узнал, мне стало легко и
свободно.
- Может ты и врешь, - сказал Семен, - но слова эти чисто ленинские.
Потому
что никто, кроме Ленина не мог сказать так хорошо! Интеллигенция -
говно,
буржуи - покойники. Выпьем за Ленина! Он вечно живой!
- Именно - вечно живой! - воскликнул Себастьян Кохаузен. - Вы очень
хорошо
заметили это!
- Хули ты говоришь заметил! У нас все это знают! - гордо ответил
солдат.
- Все знают, да не все понимают! - Кохаузен поднял бокал. - Я заметил,
что
русский знает больше, чем немец!
- В сто раз! - сказал Мишка.
- Как минимум, - добавил Андрей.
- Сравнил жопу с пальцем, - Семен усмехнулся.
Выпили.
- Я продолжаю... В семнадцатом году я сел с Лениным и Надеждой
Константиновной Крупской в пломбированный вагон и поехали в Россию
делать
революцию. В этом же вагоне ехали другие революционеры. В том числе Лев
Троцкий и Инесса Арманд. Троцкого подсадили немцы, чтобы он вредил по
дороге Ленину, мешал ему сосредоточиться... Вы не поверите, но в то
время
у Ленина и Инессы была яркая любовь, какой могут любить друг друга
только
пламенные революционеры. Ленин и Арманд искали удобного случая, чтобы
уединиться и предаться любви. Но так, чтобы при этом не оскорбить
чувств
другой пламенной революционерки Надежды Константиновны Крупской...
Тогда
Ленин сказал мне следующее: