"Василий Белов. Кануны (Хроника конца 20-х годов) " - читать интересную книгу автора

До игрища надо было провести общее чаепитие. Поднялся хохот, потому что
самовара в доме не было, и Палашка послала хозяйку за самоваром к себе
домой.
- Вой, девоньки, самовара-то у нас нет, одна Самовариха - Палашка,
приплясывая вынесла из кути крендели.
Не по чаю я скучаю, Чаю пить я не хочу, Я скучаю по случаю, Видеть
милого хочу.
- Ой, отстань к водяному со своим Микуленком-то! - выскочила из кути
востроглазая Тонька-пигалица. - Только и дела, в сельсовет бегаешь.
- Нет, Тонюшка, севодни Микуленку не до Палашки, говорят, Петька Штырь
приехал.
- В галифе!
- Да много ли в галифе-то?
- Чево?
- Да всево.
- Ой, денежной, говорят! - не поняла Тонька. Девки засмеялись дружно,
иные покраснели, иные заругали Палашку бесстыдницей.
Вера со спрятанными за пазуху двумя зеркальцами, спичками и свечкой
незаметно вышла на улицу. Она отбежала от дома, оглянулась й отпрянула в
лунную тень. Самовариха, скрипя валенками, несла от Евграфа ведерный
самовар. Вера подождала, пока Самовариха скрылась в сенях, и побежала за
изгородь, к своему дому. Ее никто не заметил. В загороде, прежде чем бежать
к бане, она остановилась, чтобы успокоиться.
Такая большая были эта ночь, ночь девических святок! Месяц висел над
отцовской трубой, высокий и ясный, он заливал деревню золотисто-зеленым,
проникающим всюду сумраком. Может быть, в самую душу. Широко и безмолвно
светил он над миром. Большая тень от отцовского дома падала под гору до
самой бани, до заснеженной речки. Вера прислушалась, задержала дыхание.
Колдовская необъятная тишина остановилась вокруг, лишь далеко-далеко ясно
звучала балалайка ольховских ребят. Они шли еще где-то за полями и согласно,
неторопливо пели частушки. Слова еще замирали, но были так же ясны, как этот
месяц, как границы лунных теней на снегу. Неторопливо, приятно и по-мужскому
нежно доносились до Веры эти слова, и балалайка красиво, чуть печально
звенела там, еще далеко-далеко за лунными пустошами.
Вся веселая гулянка Скоро переменится, Дорогая выйдет замуж, А товарищ
женится.
От какого-то бесшумного дальнего перемещения мороза, а может, заслоном
придорожных кустов притушило на полминуты ребячью песню, но потом все снова
послышалось, ясно, красиво и нежно:

Погуляемте, ребята,
Погуляемте одне,
Жить не долго остается
На родимой стороне.

Она с волнением прислушивалась к этой далекой песне и узнавала голос.
"Акимко Дымов поет, - подумалось ей. - И балалайка евонная". Ей стало
радостно от того, что это идет Акимко, высокий, черноглазый ольховский
парень, который ходит в Ши-баниху из-за нее и с которым она нарочно, чтобы
позлить Пашку, иногда долго задерживалась на посиделках. Пашка злился, но не