"Руслан Белов. Руслик и Суслик" - читать интересную книгу автора

позывов плоти к однополой любви.
Но хватит Фрейда. Вернемся к нашим баранам.
Короче, Глеб женился на женщине много старше себя. Женщине, в характере
имеющей несомненные мужские черты.
То есть подсознательно выбрал себе не жену, а скорее наставника, нет,
мать, которая все простит и поможет. И подскажет путь.
Через год после свадьбы у них родился сын. Еще через год - второй.
Понятно. Ксении хотелось закрепить брак с молодым супругом. Как мне в
свое время. О, Господи, как я радовался, что у меня такая молоденькая жена!
Как гордился, когда друзья, увидев Веру, отзывали в строну и восклицали:
"Как ты мог, Чернов, она ведь совсем ребенок!?" И как хотел второго,
третьего ребенка!
...Опять мысли разбежались. Вернемся, однако, к нашим инсинуациям.
Глеб, по словам Ксении, дико ревновал. Ревновал к погибшему Борису.
Эта странная ревность, подтверждает мои предположения:
Борис был красивый, мужественный мужчина. Он был частью Ксении. И
гомосексуальный Глеб, Глеб, чуждающийся всего женского, тянулся именно к
этой ее части. К Борису в ней.
Утащил все фотоальбомы, для отвода глаз устраивал сцены ревности.
А потом брал карманный фонарик и рассматривал под одеялом фотографии.
Смеющегося, мускулистого атлета Бориса. Настоящего стопроцентного мужика.
Способного на поступки. На убийство. На самоубийство.
Древние римляне говорили: самоубийство - это единственное, что
возвышает человека над богами. Значит, Борис был бог.
А фотографии Ксении Глеб рвал. Или ножницами отрезал ее от Бориса.
Чик-чик и нет ничего женского.
Ну, Чернов, ты - гигант! Гигант-параноик. Сексуальный маньяк. Такое
надумать!
...Итак, что имела Ксения после трех лет второго по счету супружества?
Двоих детей и весьма оригинального мужа.
Бедная женщина... Жизнь идет, уже тридцать первый год. А муж -
невротик, к тому же скупой и несексуальный в нужном направлении.
И Ксения, отягощенная всем этим, задумывается о Борисе.
А если бы она не убила его? Ведь была мысль оставить его в живых -
хорош был мужчина. Что было бы? Долгие годы она была бы вынуждена терпеть
его депрессии, эйфорию, тревоги, агрессию, гнев и измены. И, в конечном
счете, он убил бы ее из ревности или пересоленного супа. Или, убив
кого-нибудь, сел в тюрьму и оставил с детьми никому не нужной.
А он умер, освободил ее, оставив после себя сладостную легенду о
красивом и пылком юноше, ценою жизни защитившем честь своей возлюбленной.
Она освободилась. "Может быть, - думала она, лежа рядом с ровно
посапывающим Глебом, - мне еще раз освободиться? Это так приятно
освобождаться...
Убийство...
Лишение ближнего жизни...
Это так притягательно. Он будет ходить, будет лежать, будет думать о
себе возвышенные вещи, будет думать, что доживет до глубокой старости.
Будет думать, не зная, что ему назначен срок.
Не зная, что он есть ничтожество, ибо приговоренный к смерти,
обреченный на смерть - это ничтожество.