"Руслан Белов. Смерть за хребтом" - читать интересную книгу автора

километров, машина уткнулась в глубокую канавку, наспех выкопанную поперек
дороги. В принципе, мы должны были въехать в нее на полном ходу с
последующим окончательным развалом "Лендровера" на составные части, но к
этому времени у нас уже была сломана рессора, и мы еле тащились на скорости
около пятидесяти километров в час.
Как только мы вышли из машины осмотреться, вокруг выросли люди.
Фархада чем-то несильно ударили, и он благодарно упал в колючий придорожный
куст. Меня же свалили наземь, связали и понесли мимо Ахмеда. Последний,
заметив мой укоризненный взгляд, развел руками... "Иншалла".
После двух- или трехчасового рейда по ночной пустыне меня бросили в
загоне, сооруженном позади большой черной войлочной палатки. Сокамерником
моим стал симпатичный белый верблюжонок. Он был красив и грустен, его
большие, влажные глаза светились недетской мудростью.
Я знал, что этому одногорбому созданию надо понравиться и особенно не
досаждать ему разговорами и резкими телодвижениями. В противном случае оно
могло убить или просто покалечить резким ударом своей изящной ноги.
"Верблюд на стреме, дожил" - подумал я и, полюбовавшись глазами
животного, прилег на землю, чтобы решить, что делать дальше.
И неожиданно заснул, уткнувшись носом в кучу сухого навоза.
Ранним утром следующего дня двое белуджей в белых одеждах перенесли
меня к небольшому костерку, у которого сидело несколько человек, развязали,
налили чаю, дали кусок лепешки и куриную тушку, лишенную конечностей и
белого мяса.
После трапезы один из них, по виду афганец, взял нож в руки и
заговорил. В его речи часто повторялось слово "гуш", что по-ирански
означает ухо. Я понял, что мне предлагается радикальная косметическая
операция. В надежде, что он удовлетворится одним ухом, я принялся
вспоминать, какое из них у меня оттопырено. Решив, что левое, постарался
держать голову левой стороной к говорившему.
Клянусь, я не обманываю, все так и было! Мысли мои метались, в руках я
нервно теребил связку луп и лупочек. Всякий геолог, отколов образец, лижет
его, чтобы лучше было видно, нет ли там золота или еще чего попроще, потом
ищет в карманах, в полевой сумке, в компасной кобуре лупу, чтобы стало
видно лучше и, как правило, ее не находит. Поэтому всякую увеличительную
мелочь геологи-маршрутчики обычно связывают длинной крепкой капроновой
нитью в гроздь вместе с иголкой, нужной для определения минералов по их
твердости, карандашом, чтобы записывать эти определения в полевой дневник,
и резинкой, чтобы стирать потом записи неправильных определений. Все это,
прикрепленное к петельке нагрудного кармана, болтается у правой стороны
живота. Так вот, при виде луп мне в голову полезли всякие глупости из
греко-римской истории и я, взяв пятикратную лупу, соединил солнечные лучи
на поверхности нижней внутренней части голени правой ноги (я сидел в позе
неполного лотоса и поэтому сделать это было удобно). Кожа под лучами
покраснела, затем почернела и задымилась. Я расширил лучом образовавшуюся
каверну до размеров мелкой монеты, затем начал выжигать следующую.
Вероятно, именно это маниакальное продолжение возымело действие на
большинство участников зрелища - ужас, отвращение, смешанные с неприятным
удивлением, читались в их глазах.
Однако один из них (его звали Масуд), толстощекий и здоровенный
белудж, смог преодолеть эти чувства. Подойдя ко мне, он охватил лапой