"Ольга Белоусова. За стеной " - читать интересную книгу автора

обреченные. И очень хотели есть. А есть было нечего, потому что Взрыв весь
урожай отправил псу под хвост. Вокруг деревни всю траву подобрали, каждое
деревне перетрясли. Многие тогда, в самом начале, умерли, многие погибли
позже, так и не приспособившись к новому миру.
Трупы сжигали. Боялись инфекций и увеличения кладбища - при таких
темпах смертности - до невероятных размеров. К тому же на второй или третий
год рядом с деревней появились волки: страшные, злые и вечно голодные,
потому что остальные звери почти все вымерли от радиоактивного заражения.
Волки приспособились питаться исключительно трупами и чуяли их даже под
землей. Бороться с этой напастью у людей не хватало сил.
Умерших не жалели, ведь они и страдать перестали, и общине их кормить
больше не надо. А вот с домашним скотом была настоящая беда: помочь ничем не
могли, только смотрели, как мучается... Мясо заболевших животных в пищу не
годилось. На вкус такое, что проглотишь, и тут же наизнанку выворачивает.
Потому, наверное, и людоедства у нас не было.
Людоедства не было, а голод был. Вот и не ценили детей - лишний рот. Да
они и рождаться почти перестали. Долго, очень долго у нас на каждого
новорожденного приходилось десять умерших. А на каждого здорового
новорожденного - четыре больных. Сейчас во всей деревне только одна улица
жилая. И смерть больше не кажется полезной штукой. Потому что, если не будет
людей, то что же тогда будет? Но это так, фи-ло-со-фия...
Мама налила кисель в чашки. Какое-то время мы молчали. Кисель был
кислым, но я знала, что сахара дома нет, и не будет до осени.
- Ты завела бессмысленный разговор, детка. Община - от слова "общее".
Мы зависим друг от друга. У тебя нет выбора. Так же, как нет его ни у кого
из нас.
Мать была не права. Выбор имелся. Но только для самоубийц. Не нравится
жить в общине - живи без общины. Я видела одного такого. Он убил отца Сержа,
и община его изгнала. Когда он выходил за ворота, Серый бросил в него
камень. Только камень, хотя в его глазах была ненависть, страшная, как
Взрыв. Человек ушел, и только потом я поняла, что его приговорили к смерти,
куда более ужасной, чем от удара ножом. Много позже кто-то принес в деревню
изжеванные обрывки одежды.
Так что мать моя была не права. Просто о таком выборе как-то глупо
говорить вслух.
- Если ты можешь дать общине детей, значит, дашь, - сказала мама,
уловив мои мысли.
- А кому они здесь нужны, мои дети?
- Ты не можешь знать, какие дети у тебя родятся.
- Если они будут похожи на меня...
- Они будут похожи на тебя и Сержа. Значит, они будут сильными и
умными. Они смогут выжить в этом мире и продолжить род. Это - главное.
Я сделала очередной глоток, посмотрела на мать. Она одна из немногих
детей, переживших Взрыв. Ей почти семьдесят, а выглядит не старше тети Риты,
как будто застряла где-то в своей молодости. Она сказала мне однажды, что
просто запретила себе стареть, и так, мол, страшная. И все, не стареет.
Только исхудала сильно, как река после мертвого сезона, а ходит тяжело -
ноги болят. Кожа мягкая, тонкая и вся в мелких крапинках Мама называет это
веснушками, но я знаю - это от первых дождей после Взрыва. Раны у нее плохо
заживают, и всегда шрамы остаются, даже от легких царапин. На лбу один,