"Юля Беломлинская. Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин " - читать интересную книгу автора

КУРИЦА.
ПУШКИН.

Потом прячешь эту бумажку, подходишь к какому-нибудь человеку и
просишь:
- Назови быстро: фрукт, домашнюю птицу и поэта!
Очень многие говорят: яблоко, курица, Пушкин! И тут ты с восторгом
предъявляешь свою бумажку, а потрясенный человек говорит:
- Ой, а откуда ты знал?
Я-то точно тот, кто всегда скажет именно эти три слова. Из них и
состоял мой мир.
Яблоком и курицей я кормила ребенка. Яблоко было зеленое - полезное, а
курица - синяя, потому что без очереди и за рупь семьдесят. Иногда еще
родители с криком: "Ты не мать, а фашистка!" распахивали мой холодильник и
закидывали туда... курицу! Но все же розовую - из кулинарии - за три
восемьдесят.
Так и жили...
А главное был - Пушкин. Пушкин был "Наше Все". Никто не верил ни в
Бога, ни в Советскую власть, ни в Россию - а в Пушкина все верили и всегда.
Он висел на небе Солнцем русской поэзии и просвечивал дырочкой в левом боку.
И Маяковский просвечивал, и Лермонтов, а снизу болтались на своих веревочках
Марина и Сережа - "золотые головы", как елочные игрушки, и все остальные
вокруг; самым младшим стал Башлачов, наверное, они гоняли его за небесной
водкой и ему выдали Гермесовы крылатые сандалии - чтобы легче леталось из
окна...
С ними было не страшно. И за Полю не страшно - от яблока и курицы -
выживет ее тело, а от Пушкина и Ко - душа. А потом сделалась вот эта - точно
из учебника истории - НЕкровавая реформистская революция. Сначала
пошатнулось яблоко. Я помню свою первую очередь за яблоками - летом - на
Петроградской - я стояла часа два с половиной. Тогда я испугалась - и стала
вместе со всеми ждать гражданской войны.
А потом к гражданской войне подошли вплотную - и тут пошатнулся мой
Пушкин - он стал получаться вроде как и не мой, а лишь временно взятый
напрокат. И все - не мои: и Марина, и Сережа, а мне только Мандельштам
остается и еще, почему то Фаня Каплан, (нет, конешно, все-таки Леня
Канегиссер - он был поэтом). В общем, подошли вплотную к Гражданской и
пришла пора отвечать за козла. Или отрекаться - но гены не позволяют.
Дедушка в 13 лет убежал из Парголова в царский торговый флот, а брат его -
дядя Наум устроил революцию в доме собственного отца - обойщика мебели,
красавца, любовника баронессы (так гласило семейное предание). Дядю Наума я
никогда не видела - его не любили, он не сидел - попал в один список с
Крупской, и Сталин этот список не подписал - больше оттуда никого не
трогали. У него было 4 жены, а дети его умерли ужасно: Тамарку зарезал
пьяный араб, (она стала валютчицей), а Володька получил передозняк - дети
Дома на набережной. В Питере все они никогда не появлялись. В войну дядя
Наум ушел на фронт добровольцем - политруком. И 4-я жена Клава была
медсестра, которая вытащила его раненого из воронки - он там все в атаку
бегал.
- Политруков ВАШИХ в атаке СВОИ стреляли в спину.
- Правда, правда... Для того, чтобы тебя в атаке СВОИ стреляли в спину,