"Лора Белоиван. Маленькая хня" - читать интересную книгу автора

комнатам и встречались зимой под одним одеялом.
Десять лет мы жили хорошо, зимуя в общей кровати, и наконец выяснили:
мы очень разные люди.
"Нас родили разные матери от очень разных отцов..." Он упертый технарь,
а я - свободного полета гуманитарий.
Он не хочет признавать очевидных вещей, а говорит, что у меня едет
крыша.
Я отвечаю, что у него-то и ехать-то нечему. В общем, все смешалось в
доме Об...

Началось с того, что он сказал: его любимый писатель - Лев Толстой.
Я была бестактной. Покрутила пальцем у виска.
Как, спросила я, это может нравиться?- эта насильно сломанная кобыла, и
убийство невзаправдашней Карениной, и тупость Наташки, поменявшей часы на
трусы, и занудство, прямо-таки невыносимое занудство, и главное, все это
вместе - сплошная дурацкая врака, увенчанная апофеозом дебилизма - ремиксом
Евангелия, про который и вспоминать-то противно...
Я сказала, что Толстой - мудак и говно.
Он сказал, что говно - это я.
Я сказала, пошел ты тогда на хер.
Он сказал, пошла ты сама на хер.

Вечером я нажралась с двумя соседками, и ночью он выносил мою блевотину
в новом тазике, в котором я собиралась варить варенье из черноплодки, но так
и не сварила.

Утром я сказала, фиг с ним, с тазиком. Прости, я нечаянно нажралась.
Я хотела мира.
Он ничего не сказал. Мир подошел близко-близко, но тормознулся в трех
шагах, на границе войны и перемирия.
Ну хочешь, я постираю твое что-нибудь там? - сказала я.
Он снова ничего не сказал, но мир тихонько подкрался еще на полшажка и
замер, недоверчиво поджав хвост.
Я боялась его спугнуть и поэтому решила больше ничего не говорить.

На ночь мы разбрелись по своим комнатам.
Лето, жарко.

Перед сном я слазила в интернет на какой-то литературный сайт и
случайно прочитала чей-то рассказ под названием "Монетка". Героиня рассказа
тусовалась в аду вместе с классиками литературы. Довольно мерзопакостный
Чехов правил адов бал, вел себя непристойно и вдобавок быстро наклюкался.
Рассказ мне понравился. Я выключила комп и легла спать.
Проснулась я от ясного ощущения, что в мою комнату, через окно на пятом
этаже, пришел Антон Палыч и сел на стенку. Я включила свет и действительно
увидела на стене жирную ночную бабочку, но это был не Чехов, а Лев Толстой,
Я узнала его по бороде и насупленным бровям. Пришлось встать, накрыть Льва
банкой и выбросить на улицу.
Не успела я свернуться на своей девичьей постельке и погасить свет, как
Толстой снова был в комнате. Покружив над лампой, Лев Николаевич увеличился