"Лора Белоиван. Маленькая хня" - читать интересную книгу автора

ней, на рельсах самое место. Самое место.
- Зачем ты пришел, Лев? - спросила я. В моем голосе - и это было
удивительно - совершенно не слышалось злости.
Толстой молча дотянулся до книжки в сереньком переплете, раскрыл на
титуле и накалякал чего-то там маркером. Маркер он тоже взял со стола.
- А кто тебе больше всех из русских писателей нравится? - спросил вдруг
он.
- Горин, - сказала я отстраненно.
- М-да, - пожевал в бороде граф. Он захлопнул книжку и положил ее на
край стола. "Анна Каренина, том 1", - прочитала я на форзаце.
- Ну, а из классиков-то наших? - настаивал он.
- Шолом Алейхем.
Шагов я не слышала, поэтому дверь в комнату открылась неожиданно. На
пороге стоял Яхтсмен. Он диким взглядом смотрел то на меня, то на Толстого.
- Лорик, ты чего?! - потрясенно спросил он.
- Заходи, твой кумир явился, - сказала я. Поколебавшись, Яхтсмен
прикрыл дверь с той стороны и остался в коридоре, чтоб подслушивать. Но
Толстой вдруг засуетился, засобирался. Не успела я ничего уточнить, как он
здорово уменьшился, расправил крылья и, ни слова не говоря, был таков.
"Полетел себя дочитывать", - подумалось мне.
Я цапнула со стола книгу и заглянула вовнутрь. "Лоре от Левы Т., без
надежды, с печалью невыразимой", - было написано там. Я плюнула три раза,
перекрестилась на "Утоли моя печали", залезла в постель, выключила свет и
неожиданно быстро уснула.

Утром муж смотрел на меня с непривычным выражением лица. Я бы назвала
это крайней степенью уважения. Я бы даже сказала, что это был пиетет.
- Тебе, Лорик, к врачу бы сходить, - сказал он, и пугливый мир
отпрыгнул на десять шагов в сторону, - уж не знаю, к наркологу там или
психиатру.
- За каким хреном? - удивилась я. Он выкурил целую парламентскую
"сотку", прежде чем я дождалась от него развития сюжета.
- Нормальные люди с бабочками о литературе не разговаривают.
- Иди на хер, - сказала я.
- Сама иди на хер, - сказал он. Знаем мы таких бабочек.
Он, кстати, и про радугу на воде говорит, что это солярка.
Но я все же вернулась в свою комнату, взяла со стола первый том "Анны
Карениной" и раскрыла на титуле. Никакого автографа там не оказалось. Но
обломки зубочистки в пепельнице, но длинная седая волосина, выпавшая из
книги прямо мне на ладонь... ни у меня, ни у него таких нигде не растет. Я,
конечно, принесла ему зубочистку и волосину, но он сделал брезгливую морду и
сказал, чтобы я выкинула "эту парашу" в унитаз.
- Пошел тогда опять на хер. - сказала я.
- Сама пошла на хер, - сказал он. И добавил еще кое-что.
И я добавила кое-что от себя.
Тут он добавил нового, но я отбилась и сделала очень классную подачу.
Такие мячи не берутся. 1:0 в мою пользу.

Но, несмотря на победу, мне было противно. И как-то неспокойно. Вот
тогда я и отправилась к дельфинам, а вернувшись, стала писать Анну Каренину.