"Лора Белоиван. Маленькая хня" - читать интересную книгу автора

плюнуть, если безветренно.
К моему собственному изумлению, план не только был вчерне готов уже к
концу дня, но и относиться к нему в какой-то момент я начала серьезно. Еще
пару дней я облизывала детали, а на четвертый г-н Кербер, просмотрев
распечатку с подробным описанием 17 пунктов тура, одобрительно почесал себя
за ухом, слазил во внутренний карман пиджака и протянул мне мятую шоколадную
конфетку. Конфета с дурацким названием "двойная радость" до сих пор валяется
у меня в столе сладкой памятью о признании моих адаптационных способностей.
Не на девятый, а на седьмой день Эдуард Эдуардович пригласил меня в
свой кабинет и выдал охренительной толщины конверт.
- Это вам на расходы, - сказал он, - чеки можете не сохранять.
- Спасибо, - ответила я, сглотнув.
- Удачи, - приветливо оскалился шеф, - кстати, ваш паром на Русский
отходит через четыре часа. Можете съездить домой за зубной щеткой или что
там еще вы с собой возите.
Вопрос, что я должна делать на острове Русском, так и не вылез из моей
глотки, подавившейся воспоминанием о "двойной радости".
Дома я сообщила, что уезжаю в командировку. "Куда?" - спросил муж.
"Хрен его знает", - хотелось ответить мне. "Да тут, рядом вокруг", - сказала
я. "Ну ты там это, смотри", - подумал он мне. "Да я, может, еще сегодня
вернусь". "Да не спеши, чего там", - подумал он в ответ.
А и в самом деле - вернусь так вернусь. Будет приятная неожиданность.
Я покидала в рюкзак немного универсальных шмоток, запас белья и
предметы личной гигиены. Поела две холодные котлеты из кастрюльки,
переложила в карман куртки выданный Кербером мобильник (мой он наказал мне
оставить в офисе), а блок хай-лайта купила уже по дороге. На Русском я, если
честно, рассчитывала просидеть до последнего парома в город, но мало ли что.
"Мало ли что" случилось почти сразу, как только возле причала на
острове не осталось ни единого пассажира, кроме меня. Я сидела на леере,
размышляя, как бы достать сигарету, когда обе руки держатся за перила, и
смотрела в близкую воду. В воде плескались радуга, размокшие бычки, щепочки,
инсулиновый шприц, хребет камбалы и пара целлофановых пакетов. Достать из
кармана сигарету без помощи рук не получалось, поэтому я слезла с леера и
увидела мужчину. Он смотрел прямо на меня, стоя буквально в двух шагах. Одет
он был в джинсы, китайскую (хотя, может, и корейскую) кожаную куртку
светло-рыжего цвета, а на голове его была красная бейсболка с синей надписью
"USA Navy - forever". В руках он держал какую-то темную тряпку.
Я рассмотрела эти детали за какое-то оглушительно короткое, пахнущее
карбидом мгновение, а потом набрала полные легкие отравленного воздуха и
упала в обморок. А когда очнулась, упала во второй раз, так как прямо над
собой увидела озабоченный портрет Пушкина работы Кипренского. Изысканно
матерясь, портрет хлопал меня по щекам перчатками. Красная бейсболка была
перевернута козырьком назад.
- Тетенька, извольте более не пугать меня, - сказал Пушкин, когда я
окончательно пришла в себя. Он встал с коленок и отряхнул джинсы все теми же
перчатками, принятыми мною за тряпку.
- Какая я вам тетенька, - сказала я, - я на 27 выгляжу. Ну, на 28.
- Ваш почтенный возраст, конечно, стал для меня предметом некоторого
разочарования, - сказал Пушкин и подал мне руку, чтобы я поднялась с
частично асфальтированной земли. - а Цербер, друг, блядь, pardon, человека -