"Сол Беллоу. Дар Гумбольдта" - читать интересную книгу автора

сердца в ночлежке на западных сороковых улицах, в одном из кварталов
Бауэри*. В ту ночь я как раз был в Нью-Йорке. У меня были там Дела - но,
конечно, ни о каких добрых делах и речи не может идти. В моих Делах не было
ничего доброго. Вдали от всех Гумбольдт жил в доме под названием "Илскомб".
Уже потом я посетил это место. Социальная служба поселяла здесь пожилых. Там
он и умер. В ту душную и влажную ночь даже я в отеле "Плаза" чувствовал себя
не слишком уютно. Угарный газ превысил все нормы. Гудящие кондиционеры
роняли капли на головы прохожих. Скверная ночь. В "Боинге-727", который
утром уносил меня обратно в Чикаго, я открыл "Нью-Йорк таймс" и увидел
некролог Гумбольдта.
______________
* Бауэри - трущобная улица в Манхэттене, символ нищеты.

Я знал, что Гумбольдту недолго осталось жить, потому что видел его на
улице двумя месяцами раньше, и уже тогда из-за его плеча выглядывала смерть.
Он меня не заметил. Тучный седой больной неопрятный, он нес преслик,
откусывая кусок за куском. Его ленч. А я смотрел на него, скрытый стоявшей
машиной. Подойти к нему я не пытался, чувствовал, что это невозможно. Именно
в этот раз на Восток меня привело вполне официальное Дело; я не проститутку
высматривал, а готовил статью для журнала. Тем утром вместе с сенаторами
Джавитсом* и Робертом Кеннеди я летел над Нью-Йорком в процессии вертолетов
береговой охраны. Затем я присутствовал на политическом ленче в Центральном
парке в "Таверне на лужайке", где все собравшиеся приходили в восторг от
одного только созерцания друг друга. Я был, как говорится, "в прекрасной
форме". Вообще-то, если я не выгляжу хорошо, то кажусь совершенно
сломленным. Но в этот день я точно знал, что выгляжу хорошо. Кроме того, в
моих карманах водились деньги, и я запросто мог бы отправиться за покупками
на Мэдисон-авеню. И если бы мне понравился какой-нибудь галстук от Кардена
или "Гермеса", я купил бы его, не справляясь о цене. Мой подтянутый живот не
выпирал, я носил рубашки свободного покроя из дорогого тропического хлопка
по восемь баксов за штуку. В Чикаго я записался в атлетический клуб и с
нарастающим энтузиазмом приводил себя в форму, играя в пэдлбол -
разновидность сквоша. Как же я мог заговорить с Гумбольдтом? Это было бы
слишком. Пока вертолет, несший меня, гудел над Манхэттеном, и я рассматривал
Нью-Йорк, будто коралловый риф сквозь прозрачное дно лодки, Гумбольдт,
вероятно, встряхивал свои пузырьки, пытаясь обнаружить препарат, который
можно было бы смешать с утренней порцией джина.
______________
* Джавитс Джейкоб Коппел (1904-1986) - сенатор-республиканец от
Нью-Йорка в 1957-1981 гг.

После смерти Гумбольдта я стал тренироваться с еще большим усердием. В
прошлый День благодарения в Чикаго я убежал от грабителя. Он вынырнул из
темной аллеи, и я ударил его. На чистом рефлексе. Отпрыгнул назад и побежал
посередине улицы. Я никогда не был хорошим бегуном, даже в детстве. Как же
случилось, что, перевалив за пятьдесят, я не только вдохновился бегом, но и
сумел развить приличную скорость? Тем же вечером, только позднее, я
похвастал, что все еще могу обогнать наркомана в стоярдовом спурте. И перед
кем я похвалялся быстротой своих ног? Перед молодой женщиной по имени
Рената. Мы лежали в постели, и я рассказывал ей о своем бегстве - я бежал