"Сол Беллоу. Герцог" - читать интересную книгу автора

Мозесу: когда он спросил размер талии и Мозес ответил "тридцать четыре",
продавец сказал: "Ладно хвастать-то". У него это вырвалось, и Герцог,
воспитанный человек, не одернул. Проявленная выдержка приятно растравляла
душу. Не поднимая глаз от серого ковра, он прошел в примерочную и уже там,
раздеваясь и влезая с ботинками в новые брюки, написал парню письмецо. Милый
друг. Каждый-день якшаться с уродами. Гонор. Наглость. Чванство. А ты изволь
дать обхождение. Трудненько, если ты зажатый и злой. Славен прямотой житель
Нью-Йорка! Видит Бог, ты малоприятный человек. А что в ложном положении -так
и мы в таком же. Учись быть повежливее. И в истинном положении нам всем
может прийтись несладко. Вот у меня от вежливости разболелся живот. Что до
лапсердаков, то отсюда рукой подать до алмазного дистрикта, где лапсердаки и
бороды ходят косяком. Господи!- взмолился он под конец.- Прости грехи наши.
И не допусти на станцию Пенна (Станция метро а "платяном квартале").
Натянув итальянские брюки с отворотами и красно-бело-полосатый блейзер
с узкими лацканами, он не стал подробно разглядывать себя в освещенном
трельяже. Его неприятности вроде бы не отразились на фигуре, она вынесла все
удары. Опустошению подверглось лицо - глаза в первую очередь,- и, увидев
себя в зеркале, он побледнел.
Задумавшись о своем у молчаливых полок с одеждой, продавец не услышал
шагов Герцога. Он предавался размышлениям. Торговля вялая. Снова некоторый
спад. Сегодня один Мозес при деньгах. Которые еще предстоит занять у
денежного брата. Шура не жмот. И брат Уилли не будет жаться. Но Мозесу проще
занять у Шуры, тоже немного греховодника, чем у добропорядочного Уилли.
- Спина не морщит? - Герцог повернулся спиной к продавцу.
- Как на заказ,- ответил тот.
Ему все глубоко безразлично. Это совершенно ясно. Интереса к себе я не
добьюсь, понял Герцог. Так обойдусь без него, пусть знает. Сам решу. Мое, в
конце концов, дело. И, укрепившись духом, он ступил в зеркальное
пространство, сосредоточив внимание на пиджаке. Пиджак сидел хорошо.
- Заверните его,- сказал он.- Брюки я тоже беру, причем мне надо
сегодня. Прямо сейчас.
- Не получится. Портной перегружен.
- Сегодня,- сказал Герцог,- иначе я не играю. Я уезжаю из города.
Тут кто кого перетянет.
- Попробую на него нажать,- сказал продавец.
Он ушел, Герцог расстегнул чеканные пуговицы. На украшение сибаритского
пиджака, отметил он, пошла голова какого-то римского императора. Оставшись
один, он показал себе язык и вышел из примерочной. Он вспомнил, сколько
удовольствия получала Маделин от примерки в магазинах, с какой любовью,
гордясь собой, смотрелась в зеркало, тут поглаживая, там поправляя, румянясь
холодным лицом, полыхая голубыми глазами, встряхивая челкой, поворачиваясь
камейным профилем. Она получала от себя всестороннее удовлетворение - по
высшему разряду. В какой-то их очередной переломный период она поделилась с
Мозесом новыми мыслями о себе перед зеркалом в ванной.- Еще молода,-сказала
она, открывая список,- красива, полна жизни. Почему все это должно достаться
тебе одному?
Да Боже сохрани! Оставив в гардеробе бумагу и карандаш, Герцог поискал
вокруг, на чем записать. И на обороте книжки, забытой продавцом, набросал:
Обжегшись на суке, семь раз отмерь.
Перебирая стопку пляжных вещей, он посмеивался в душе, просившейся на