"Сол Беллоу. Герцог" - читать интересную книгу автора

с ним. Каким-то образом он осознавал свою причастность всему -в комнатах, в
магазинах, в подвалах, и в то же время его пугало это множественное
возбуждение. Хотя с ним-то обойдется. Он переволновался. Надо успокоить
издерганные, разболтавшиеся нервы, загасить внутренний чадящий огонь. Скорее
бы Атлантика - песок, соленый воздух, целительная холодная вода. После
морских купаний ему лучше, яснее думается. Мать верила в замечательное
действие купаний. Сама - как рано умерла! Себе он пока не может позволить
умереть. Он нужен детям. Его долг - жить. Остаться в здравом уме, жить,
заботиться о ребятах. Поэтому-то, допеченный жарой, с резью в глазах, он
убегал из города. Он бежал от перегрузок, от проблем, от Районы, наконец.
Бывают такие времена, когда хочется уползти куда-нибудь в нору. И хотя
впереди ясно виделся только безвыходный поезд с принудительным отдыхом (в
поезде не побегаешь) до самого Вудс-хоул - а это еще надо пропахать
Коннектикут, Род Айленд и Массачусетс,- рассуждал он вполне здраво.
Сумасшедшим, если они не безнадежны, морское побережье на пользу. Он готов
попробовать. В ногах чемодан с шикарным барахлом, а где соломенная шляпа с
красно-белой лентой? Она на голове.
Жарясь на раскаленном сиденье, он вдруг поймал себя на том, что его
гневливый дух снова вырвался на волю, и опять потянуло писать письма.
Дорогой Смидерз, начал он. Недавно на ленче - для меня смерть эти казенные
ленчи, у меня на них отнимаются ноги, в крови лютует адреналин, а про сердце
даже не говорю. Я стараюсь держать себя в руках, но у меня мертвеет лицо от
скуки, в мыслях я выливаю суп и соус всем на головы, мне хочется кричать,
терять сознание - нас попросили предложить темы будущих лекций, и я сказал:
может, цикл лекций о браке? Аналогично мог сказать: о смородине, о
крыжовнике. Смидерзу выпал очень счастливый жребий. Рождение - ненадежная
штука. Во что-то оно выльется? А вот ему выпало родиться Смидерзом - и
страшно повезло. Он похож на Томаса Э. Дьюи1. Такая же щербина под верхней
губой, щеточка усов. Серьезно, Смидерз, у меня есть хорошая мысль
относительно будущих лекций. Вам, организаторам, надо прислушиваться к
нашему брату. Это фикция, что на вечерние курсы ходят набираться культуры.
Люди извелись, изголодались без здравого смысла, ясности, истины - хотя бы
крупицы ее. Они погибают - это не метафора - без чего-то реального, с чем
можно к вечеру вернуться домой. Вы посмотрите, как они заглатывают самую
дикую чушь! Ах, Смидерз, собрат мой усатый! Подумайте какая ответственность
лежит на нас в этой раздобревшей стране! Задумайтесь, чем могла стать
Америка для всего мира. И посмотрите, чем она стала. Какая порода могла в
ней вывестись. И посмотрите на всех нас - на себя, на меня. Почитайте
газеты, если еще можете.
Такси уже проехало 30-ю улицу, а там была табачная лавочка на углу, где
год назад Герцог покупал пачку "Вирджинии раундз" для Тинни, своей тещи,
жившей в одном квартале оттуда. Он вспомнил, как звонил сказать, что уже
едет. В телефонной будке было темно, узорная жесть местами затерлась до
черноты. Дорогая Тинни, возможно, мы переговорим, когда я вернусь с
побережья. Недоумение, почему я больше не прихожу, переданное мне через
адвоката Симкина, по меньшей мере, труднообъяснимо. Я знаю, какая у Вас
нелегкая жизнь. Что Вы без мужа. Тинни и Понтриттер были в разводе. Старый
импресарио жил на 57-й улице, где руководил актерской студией, а Тинни - на
31-й, в своих двух комнатах, смотревшихся как декорация былых побед бывшего
мужа. Со всех афиш лезло его имя: