"Сол Беллоу. Между небом и землей" - читать интересную книгу автора

твои друзья. А они идут, потому что будешь ты, и нехорошо обижать людей.
Едва духота и стрекот хлынули на нас из открытой двери, я пожалел, что
не настоял на своем, хотя бы в виде исключения. Минна встретила нас в
прихожей. Черное платье, высокий ворот с серебряным кантиком. Ноги голые,
красные босоножки на высоких каблуках. Мы не сразу заметили, как она
надралась. Сперва показалось - вполне владеет собой. Лицо белое, лоб
наморщен. Потом уж разглядели, что она вся потная, глаза пляшут. Посмотрела
на Айву, на меня - и молчит. И непонятно - что дальше. Потом вдруг как
крикнет: "Явились! А ну-ка - туш!"
- Кто? - Джек Брилл высунул голову в дверь.
- Джозеф с Айвой. Всегда последние являются. Ждут, пока все надерутся,
чтоб любоваться потом, как мы выставляем себя идиотами.
- Это я виновата, - залепетала Айва. Нас обоих ошарашили вопли Минны. -
У меня дикий насморк, и...
- Душка, - сказала Минна. - Я ж пошутила. Заходите.
И повела нас в гостиную. Надсаживался патефон, но гости трепались,
никто не слушал музыку. И всю эту сцену, всю до малейших деталей можно было
предсказать заранее, за много часов и дней, даже недель: светлая модная
мебель в шведском стиле, бурый ковер, репродукции Шагала и Гриса1, свисающая
с камина лоза, чаша с кохасским пуншем. Минна наприглашала "посторонних" -то
есть, конечно, знакомых, но не принадлежащих к нашему кружку. Была одна
молодая женщина, меня с ней когда-то знакомили. Я ее запомнил из-за чуть
выпяченной верхней губы с пушком. В общем, вполне ничего. Имя забыл. Может,
сослуживица Минны? Толстый, в стальных очках, кажется, муж. С ним я тоже
знаком? Хоть убей, не помню. Но в таком грохоте было не до того. Знакомили -
не знакомили. Хотя кое-кто из таких посторонних, Джек Брилл, например, в
свое время очень даже у нас прижился. Остальные так и остались неразличимой
массой и в случае надобности воскрешаются в памяти как "тот тип в очках" или
"та хилая парочка".
Но вот и друзья - Абт, Джордж Хейза, Майрон, Робби Стилман. Они были в
центре. Выступали. Остальные только смотрели, и неизвестно, приятно им было
таким образом просто создавать фон или наоборот, да и сознавали ли они себя
массовкой? Вечер шел себе своим ходом. Если они и понимали, что происходит,
то старались получить максимальное удовольствие.
Как, впрочем, и вы. Произведя первый обход гостиной, вы отступаете в
сторонку со стаканом и сигаретой. Садитесь - если место найдете - и смотрите
на, так сказать, актеров и на танцующих. Слушаете, как Робби Стилман в сотый
раз повествует о злоключениях девушки-заики или о нищем с портативным
приемничком, которого он встретил на ступенях Аквариума. Вы нисколько на
него не в претензии. Понятно, он сам не рад, что начал, и обязан
договаривать то, чего никто не хочет слушать. Он не виноват.
Минна переходила от группки к группке нетвердо, на каждом шагу рискуя
сверзиться с высоты своих каблуков.
Наконец остановилась перед Джорджем Хейзой. Мы слышали, как они
препираются. Она, оказывается, заставляла его начитать на магнитофон поэму,
которую он внедрял в массы давно еще, когда работал под сюрреалиста. К чести
его, он отнекивался. То есть вилял, краснел и нервно улыбался. Он хочет
забыть грехи юности. Всем осточертела эта поэма, ему в первую очередь. Его
поддержали. Абт, не без яда в голосе, сказал, что Джордж сам имеет право
решать, читать поэму или нет. А поскольку все ее слышали... сто раз...