"Генрих Белль. Чем кончилась одна командировка" - читать интересную книгу автора

из себя прокурора, напомнил ему, сколько граждан и в наше время навлекли и
навлекают на себя кару не тем, что они в прошлом придерживались закона, а
тем, что они не прибегали к самозащите, единственному средству, каким тогда
можно было отстаивать гуманизм. В демократическом государстве выражение
"самозащита", правда, является "несколько преувеличенным", и посему он
просит Хорна по мере возможности его избегать. Выражать ему порицание за
слово "естественно" он, однако, считает излишним, ибо установить свое
отношение к этому понятию можно, только предпослав ему точное определение,
что следует считать естеством человека; нет такого гражданина ни в одной
стране на земном шаре, который воспринимал бы налоговое законодательство и
его последствия как нечто "естественное", и не подлежит сомнению, что
человек с житейским опытом свидетеля Хорна, человек, вынесший немало
насмешек и нападок из-за своей честности, вправе воспринимать и
характеризовать действия обвиняемого как естественные. Право и закон иной
раз мощно ополчаются на отдельного человека, и трудно ждать, чтобы каждый
гражданин относился к мерам, направленным против него, как к естественным.
До слуха Штольфуса, уже начинавшего впадать в проповеднический и
довольно-таки скучливый тон, вдруг донеслось громкое покашливание адвоката.
Это был их условный знак в подобных случаях. Итак, он оборвал свою речь на
полуслове и обратился с вопросом к Хорну: неужели такой способный человек,
как Груль, не мог заниматься своим делом, не испытывая постоянных финансовых
затруднений? Мог, отвечал Хорн, но при нынешних обстоятельствах это
предполагает хотя бы - он подчеркнул "хотя бы" - некоторое знакомство с
основами экономики или по меньшей мере новое экономическое сознание. Наш
столярный цех не только ставит себе задачей распространение этих знаний,
внедрение нового экономического сознания, не только старается посвятить всех
своих членов во всевозможные теперешние трюки, оно с этой целью даже
организовало специальные курсы и рассылает разные циркуляры, да только Груль
на эти курсы не ходит и циркуляров не читает. Он спрятал голову, как
страус, - да оно и понятно, потому что в его положении никакие наставления
уже помочь не могут, и перестал заносить в книги некоторые доходы, даже
довольно значительные, это вышло наружу во время разных производственных
ревизий и повлекло за собой высокие штрафы. В подобных случаях, а их больше,
чем можно предположить, и в других отраслях, пострадавшему остается только
одно - "идти в промышленность или до конца своих дней иметь дело с судебным
исполнителем", а Груль от этого как раз и отказался, не пожелал занять даже
хорошо оплачиваемой должности руководителя столярной мастерской в известной
фирме оборудования и отделки квартир на том основании, что он-де свободный
человек и хочет им остаться.
На вопрос председательствующего, была ли катастрофа неотвратимой, Хорн
отвечал: "Отвратимой-то она была, но если бы вы увязли так же глубоко, как
Иоганн Груль, от этого сознания вам было бы не легче. Где уж тут выбраться,
вы только подумайте обо всех расходах из-за описи имущества, обо всех этих
процентах, сборах и пошлинах - это бы вас обязательно доконало".
Председательствующий тихонько усмехнулся и в самых вежливых выражениях
запретил свидетелю употреблять в данной связи местоимение "вы".
Уязвленный прокурор не без горькой иронии сказал, что он все же просит
"со смирением, здесь, видимо, подобающим ему, как представителю
государства", позволения перебить свидетеля Хорна в его захватывающем
описании хождения по мукам обвиняемого Груля и задать ему несколько