"Генрих Белль. Белая ворона ("Город привычных лиц" #3) " - читать интересную книгу автора

всякий раз вселить в собеседника уверенность, что именно в данном случае он
этого не сделает. Но он это делал. Неукоснительно. Неумолимо. Мне кажется,
он просто не мог заставить себя упустить подходящий момент. Его речи бывали
поистине вдохновенными, исполненными настоящей страсти, острого ума, тонкого
юмора. Он беспощадно разил своих противников и возвеличивал друзей. Он так
увлекательно говорил обо всем, что невольно думалось: нет, на этот раз он не
обратится с... Но он обращался.
Он знал, как ухаживать за новорожденными, хотя никогда не имел детей.
Занимал дам невероятно захватывающими разговорами о различных методах
вскармливания, рекомендовал тот или иной сорт присыпки, тут же писал на
бумажках рецепты мазей и притирок, советовал, как и чем поить младенцев,
более того, он даже знал, как их укачивать: любой орущий малыш немедленно
затихал у него на руках. От него словно исходил какой-то магнетизм.
С таким же знанием дела он анализировал Девятую симфонию Бетховена или
составлял любые юридические документы, по памяти ссылаясь на соответствующие
законы.
Но где бы и о чем бы ни вел он речь, к концу беседы, когда наставал
момент прощания, чаще всего в передней, а иногда даже стоя уже на лестничной
площадке, он просовывал свою бледную физиономию с живыми черными глазами в
щель еще не успевшей захлопнуться двери и говорил как бы между прочим,
обращаясь к главе семьи и словно не замечая ужаса, сковавшего всех ее
членов:
- Да, кстати, не мог бы ты мне...
Сумму, которую он просил, всегда колебалась между одной и пятьюдесятью
марками. Пятьдесят марок были его пределом - с годами как бы установился
некий неписаный закон, согласно которому он не мог претендовать на большее.
- ...На короткий срок! - добавлял он.
"На короткий срок" - было его любимым выражением. Изложив свою просьбу,
он обычно возвращался назад, снова клал шляпу на подзеркальник, разматывал
шарф и принимался пространно объяснять, на что ему нужны деньги. Он всегда
носился с каким-нибудь блистательным проектом. Эти деньги он отнюдь не
собирался тратить на личные нужды, а лишь на то, чтобы заложить солидный
фундамент своему существованию. У него были самые разнообразные планы,
начиная с покупки киоска для продажи лимонада стаканами - дело, которое, по
его расчетам, должно было обеспечить ему постоянный солидный доход, - до
учреждения новой политической партии в целях спасения Европы от грядущей
гибели.
Фраза "Да, кстати, не мог бы ты мне..." стала жупелом в нашей семье,
где жены, тетки, двоюродные тетки и даже племянники при словах "На короткий
срок!" едва не падали в обморок.
А дядя Отто - я полагаю, он бывал абсолютно счастлив, когда сбегал вниз
по лестнице, - направлялся в ближайшую пивную еще раз тщательно обдумать
свой проект. Чтобы лучше думать, он заказывал водки или три бутылки вина, в
зависимости от того, какую сумму ему удалось на этот раз выколотить.
Я не хочу далее скрывать, что дядя Отто пил. Да, он пил, хотя никто
никогда не видел его пьяным. Кроме того, у него явно была потребность пить в
одиночку. Попытка напоить его, чтобы тем самым предотвратить его обычную
просьбу, была обречена на неудачу. Целая бочка вина не удержала бы его от
того, чтобы, уходя, в самую последнюю минуту не просунуть голову в щель
готовой вот-вот захлопнуться двери и не спросить: