"Генрих Белль. О самом себе ("Город привычных лиц" #1) " - читать интересную книгу автора

Голландии, они двинулись вверх по Рейну: они всегда больше любили город, чем
деревню, и, оказавшись вдали от моря, стали плотничать. С материнской
стороны мои предки были крестьяне и пивовары, в самом корне своем
состоятельные и работящие, однако среди их потомков затесался расточитель,
так что в следующем поколении семья обеднела, но зато в ней опять появился
дельный труженик, потом все снова покатилось под гору, и родители моей
матери уже не пользовались уважением, были бедны, и на них, собственно, род
и угас.
Мое первое воспоминание: возвращение домой гинденбурговской армии -
аккуратные серые колонны с лошадьми и пушками уныло двигались мимо наших
окон; сидя на руках у матери, я глядел на улицу, где нескончаемой вереницей
тянулись солдаты к мостам через Рейн; позже мастерская моего отца - запах
дерева, запах клея, лака, морилки, свежевыструганные доски, сарай на
задворках доходного дома, где разместилась мастерская. В том доме жило
больше людей, чем в иной деревне; они пели, ругались, развешивали белье на
сушилах; еще позже: звонкие германские названия улиц, на которых я играл, -
Тевто-бургерштрассе, Эбуроненштрассе, Веледаштрассе, и воспоминания о
переездах с квартиры на квартиру, переездах, которые любил мой отец -
мебельные фургоны, пьющие пиво грузчики, печально качающая головой мать -
она всякий раз привязывалась к новому очагу и никогда не забывала снять
кофейник с огня, прежде чем кофе закипал. Мы всегда жили недалеко от Рейна,
и дети обычно играли на пароме, во рвах старых укреплений, в запущенных
парках - садовники вечно бастовали; воспоминание о первых деньгах, которые
мне дали в руки: это была купюра с цифрой, достойной банковского счета
Рокфеллера - один биллион марок; на нее я купил длинный полосатый леденец;
чтобы расплатиться со своими помощниками, отец привозил деньги на тачке;
несколько лет спустя марка вновь стабилизовалась, и каждый пфенниг был уже
на счету; школьные товарищи клянчили у меня на переменах кусочек хлеба - их
отцы были безработные; беспорядки, забастовки, красные знамена - вот что я
видел, когда ехал на велосипеде в школу по улицам самых густонаселенных
кварталов Кельна. Спустя несколько лет безработные оказались пристроенными -
они стали полицейскими, солдатами, палачами, рабочими военных заводов либо
попали в концлагеря; статистика подтверждала процветание, рейхсмарки текли
рекой; расплачивались по счетам позже - нами, когда мы, к тому времени
неожиданно став мужчинами, старались расшифровать постигшую всех нас беду,
но не могли найти подходящего кода; сумма страданий была слишком велика,
чтобы взыскать ее с тех немногих, кого явно можно было назвать виновными,
получался остаток - он и по сей день еще не поделен.
Писать я хотел всегда, сызмальства брался за перо, но лишь потом нашел
слова.