"Генрих Белль. История одного солдатского мешка " - читать интересную книгу автора

покружив однажды на своем бомбардировщике над Шпандау, он открыл люк и
разрушил узкую, но уютную гостиную, и папаша Вальтера шагал теперь взад и
вперед по подвалу соседнего дома, покуривал сигареты, брюзжал что-то насчет
"предательства" и как-то не совсем хорошо чувствовал себя, вспоминая
замечательные порядки, которые он насаждал в Польше.
В эту ночь Вальтер шел в раздумье все дальше и дальше на запад, набрел
наконец на покинутую ригу, уселся, перекинул на живот свой мешок, развязал
его, поел солдатского хлеба с маргарином, пару конфет, и тут его застали
русские солдаты - спящего, с заплаканным лицом пятнадцатилетнего мальчугана,
с расстрелянными пулеметными лентами вокруг шеи, с чуть кисловатым от конфет
дыханием. Они поставили его в колонну, и Вальтер Хабке поплелся на восток.
Шпандау ему уже не суждено было увидеть.
Тем временем селение Нестройно побывало в немецких руках, перешло к
полякам, снова стало немецким, опять было занято поляками, и матери
Стобского исполнилось семьдесят пять лет. Письмо капитана Хуммеля все еще
хранилось в бельевом шкафу, в котором давно уже не было никакого белья.
Картофель - вот что держала в нем матушка Стобская. За картошкой, в глубине,
висел большой окорок, в фаянсовой миске лежали яйца, еще глубже, в темном
углу, стоял бидон с растительным маслом. Под кроватью сложены были дрова, а
на стене, перед иконой ченстоховской божьей матери, красноватым светом
теплилась лампадка. В хлеве за домом похрюкивала тощая свинья, коровы уже
давно не было, и дом заполняли семеро шумных ребятишек семейства Вольняков,
у которых бомбой разрушило дом в Варшаве. А по улице то и дело тянулись
колонны пленных с изъязвленными ногами и несчастными лицами. Они проходили
тут почти ежедневно. Сначала Вольняк выходил за ворота, ругался, иной раз
брал в руки камень и даже запускал им в солдат, но вскоре он засел в своей
каморке, выходившей на задний двор, в той самой каморке, где некогда Йозеф
Стобский занимался ремонтом часов, гравировал рисунки и надписи на
браслетах, а вечерами возился со своими промасленными колесиками.
В 1939 году одни польские пленные проходили здесь на восток, другие -
на запад; позже тут проходили в западном направлении русские пленные; а
теперь уже продолжительное время тянулись на восток германские
военнопленные. И хотя ночи еще стояли холодные и темные, а жители Нестройно
спали крепко, они просыпались, когда с улицы доносился гул тяжелых шагов.
По утрам мамаша Стобская поднималась раньше всех в Нестронно. Набросив
пальто на зеленоватую ночную рубашку, она разжигала огонь в печи, наливала
масло в лампадку перед иконой божьей матери, выносила золу в мусорную яму,
задавала корм тощей свинье и возвращалась в свои комнаты, чтоб приодеться к
ранней обедне. Однажды утром, в апреле 1945 года, она увидела у порога
своего дома светловолосого юношу - он лежал, судорожно сжимая в руках сильно
выцветший солдатский мешок. Матушка Стобская даже не вскрикнула. Положив на
подоконник черную вязаную сумочку, в которой она хранила польский
молитвенник, носовой платок и несколько зернышек чебреца, она нагнулась над
молодым человеком и сразу увидела, что он мертв. Даже теперь она не
закричала. Рассвет еще не наступил, лишь сквозь церковные окна едва брезжила
желтизна, и матушка Стобская осторожно вынула из рук покойника солдатский
мешок, тот самый, в котором некогда хранились молитвенник ее сына и кусок
домашней копченой колбасы, изготовленной из мяса ее собственного поросенка,
втащила юношу через порог на каменный пол сеней, пошла к себе в комнату,
захватив с собой невзначай солдатский мешок, бросила его на пол и стала