"Генрих Белль. Хлеб ранних лет" - читать интересную книгу автора

алчная женщина лежала ночью рядом с матерью и уже в предсмертной агонии ела
мясо из консервной банки.
В те годы, после смерти матери, отец часто писал мне, его письма
приходили все чаще и становились все длинней и длинней. В большинстве
случаев он писал, что приедет посмотреть, как я живу; но он так и не
приехал, и семь лет я прожил в городе один. Тогда он предложил мне
переменить место учения, подыскать себе что-нибудь в Кнох-та, но я хотел
остаться в городе, потому что уже начал становиться на ноги и разбираться в
махинациях Викве-бера, и мне было важно закончить учение именно у него.
Кроме того, я познакомился с девушкой, по имени Вероника, белокурой и
сияющей; она работала у Виквебера в конторе; мы с ней часто встречались;
летними вечерами мы ходили гулять по берегу Рейна или есть мороженое, и я
целовал ее, когда, спустившись к самой реке, мы сидели в темноте на синих
базальтовых плитах набережной, свесив ноги в воду. В светлые ночи, когда вся
река была видна как на ладони, мы подплывали к разбитому судну, которое
торчало посреди реки, усаживались на железную скамейку, где когда-то сидел
по вечерам шкипер со своей женой; каюта, помещавшаяся позади скамейки, была
давно разобрана, и можно было прислониться только к железной штанге. Внизу,
внутри судна, журчала вода. После того как в конторе Виквебера начала
работать его дочь^он уволил Веронику, и мы стали встречаться с ней реже.
Через год она вышла замуж за вдовца, у которого своя молочная неподалеку от
моего нынешнего жилья. Когда моя машина в ремонте и я езжу на трамвае, то
вижу Веронику в лавке; она все еще белокурая и сияющая, но семь лет, которые
прошли с тех пор, уже наложили на нее свой отпечаток. Она растолстела, а во
дворе за лавкой висит на веревке детское белье: розовое принадлежит,
по-видимому, маленькой девочке, а голубое - мальчику. Однажды дверь была
открыта, и я видел, как Вероника, стоя в лавке, наливала молоко своими
большими красивыми руками. Иногда она приносила мне хлеб от своего
двоюродного брата, работавшего на хлебозаводе; Веронике хотелось непременно
кормить меня самой, и каждый раз, когда она давала мне кусок хлеба, эти руки
были у самых моих глаз. Но однажды я показал ей кольцо, доставшееся мне от
матери, и заметил в ее взгляде тот же алчный блеск, какой был во взгляде
женщины, лежавшей в больнице рядом с матерью.
За эти семь лет я слишком хорошо узнал цены, и поэтому не выношу слово
"недорогой"; "недорогих" вещей нет, а цены на хлеб всегда слишком высоки.
Теперь я стал на ноги - так, кажется, говорят, - я настолько хорошо
изучил свое ремесло, что давно уже перестал быть для Виквебера дешевой
рабочей силой, как первые три года. У меня есть маленький автомобиль, за
который я даже расплатился, и вот уже несколько лет я коплю деньги, с тем
чтобы стать независимым от Виквебера и иметь возможность в любой момент
внести залог и перейти к кому-нибудь из его конкурентов. Большинство людей,
с которыми мне приходится иметь дело, приветливы со мной, и я плачу им тем
же. Можно сказать, что мои дела обстоят вполне сносно. Я теперь сам в цене,
в цене 1йои руки и мои технические знания, накопленный мною опыт и мое
любезное обращение с клиентами (ибо меня хвалят за приятное обхождение и за
безупречные манеры, что особенно важно, так как я агент по продаже тех самых
машин, которые могу теперь ремонтировать с закрытыми глазами). Свою цену мне
все еще удается повышать, мои дела идут как по маслу, а за это время цены на
хлеб, как говорят, теперь успели прийти в норму. Итак, я работал двенадцать
часов в сутки, спал восемь, и у меня еще оставалось четыре часа на то, что