"Генрих Белль. Мое грустное лицо" - читать интересную книгу автора

Сначала я подумал, что он затеял все это со скуки, так как ему не
попались на глаза ни одна незарегистрированная проститутка, ни один
подвыпивший моряк, или вор, или дезертир, которых можно было бы задержать;
но теперь я убедился, что он не шутит, он в самом деле намерен арестовать
меня.
- Следуйте за мной!..
- Но почему? - спокойно спросил я.
Не успел я опомниться, как кисть моей левой руки обхватила тонкая
цепочка, и в тот же миг я понял, что погиб. В последний раз я повернулся к
парящим чайкам, взглянул в прекрасное серое небо и попытался внезапным
движением вырваться и броситься в воду - мне казалось, что лучше самому
утопиться в этой грязной жиже, чем быть удушенным где-нибудь на заднем
дворе руками наемных палачей или снова оказаться брошенным за решетку. Но
полицейский, сильно дернув цепочку, так близко подтянул меня к себе, что о
побеге нечего было и думать.
- За что же все-таки? - еще раз спросил я.
- Есть закон, по которому все обязаны быть счастливыми.
- Я счастлив! - воскликнул я.
- А ваше грустное лицо... - Он покачал головой.
- Но ведь это новый закон, - сказал я.
- С момента его опубликования прошло уже тридцать шесть часов, а вам
должно быть известно, что закон вступает в силу через двадцать четыре часа
после его опубликования.
- Но я не знаю такого закона.
- Незнание закона не избавляет от наказания. Он был объявлен через все
громкоговорители, напечатан во всех газетах, а для тех, кто не пользуется
такими благами цивилизации, как печать и радио, - тут он окинул меня
взглядом, полным презрения, - по всей империи были разбросаны листовки.
Поэтому нам придется еще выяснить, где вы провели последние тридцать шесть
часов.
Он потащил меня прочь. Только теперь я почувствовал, что холодно, а
пальто у меня нет, только теперь услышал, как у меня в желудке урчит от
голода, только теперь вспомнил, что я неумыт, оброс щетиной, оборван и что
существуют законы, по которым все соплеменники должны быть чисто вымыты,
выбриты, счастливы и сыты.
Полицейский толкал меня перед" собой, точно пугало, изобличенное в
краже и потому вынужденное покинуть места своих грез на полях и огородах.
Улицы были безлюдны, до полицейского участка было недалеко, и хотя я не
сомневался, что меня лишат свободы, что повод для этого будет немедленно
найден, мне все же слегка взгрустнулось, ибо полицейский вел меня по
местам моей юности, где я собирался побродить после того, как побываю в
порту, - побродить по садам с густым, живописно растрепанным кустарником,
по заросшим травой дорогам; увы! - все это теперь было разделено,
подстрижено, разбито на четырехугольники, приспособлено для военных учений
всякого рода союзов верноподданных, обязанных проводить учения по
понедельникам, средам и субботам. Лишь небо да воздух оставались такими
же, как раньше, в те дни, когда сердце еще полно было грез.
По дороге я заметил, что на некоторых казармах, предназначенных для
любовных утех, вывешена официальная эмблема - напоминание тем, кому в
среду пришла очередь приобщиться к гигиеническим радостям; кое-каким