"Станислав Белковский. Империя Владимира Путина " - читать интересную книгу автора

имперскому статусу России. Как человек, всегда живущий в неподдельно
ненавидимой Бжезинским стране, я могу утверждать, что сегодняшняя наша элита
тоскует по миллиардам зеленоглазых долларов и сахар-
ным пескам загадочных островов, а разговоры о нации и империи
воспринимает как опасную попытку отнять у нее время или - того хуже! -
развести на деньги. Ну да ладно, Бог с ней, с элитой. В конце концов,
рассуждения бодрого 76-летнего классика о Православии и Третьем Риме
находятся вполне на уровне студента второго курса кулинарного техникума - и
только сладострастно бородатый русский либерал, готовый воздвигнуть себе
мраморным кумиром любого всамделишнего врага России, может относиться к
бже-зинской теософии всерьез.
Нельзя не отметить нескольких вопиющих циви-лизационно-культурных
несуразностей "Московского Муссолини". В неофашистской стране, начертанной
на карте экс-РСФСР тлеющим воображением старого технократа, поезда ходят по
расписанию - совсем как при дуче. Уважаемый товарищ Бжезинский! Постарайтесь
осмыслить простую вещь: если вы оказались в стране, где что-то ходит по
расписанию, то эта страна - точно не Россия. Вас, наверное, просто обманули
организаторы вашей пропагандистской поездки. Требуйте неустойки после отстоя
пены!
Впрочем, не интеллектуально-научный уровень либерального мегакумира
есть предмет нашего исследования. А образ Владимира Путина, нынешнего
президента России, которого все чаще сравнивают и с Муссолини, и с Франко, и
даже с Наполеоном I (Бонапартом).
Авторы таких метафор - или безнадежные простаки, или беззастенчивые
льстецы. Третьего, увы, не дано.
Муссолини, Франко, тем паче - Наполеон Первый были людьми власти. И
беззаветно любили они самое
впасть. Ту мистическую субстанцию, которая дает ее носителю истинное
право вершить судьбы малых сих, и потому - делает властеносителя подобным
Богу. Эта субстанция не хранится в сейфовых ячейках банков первой категории
надежности. Ее нельзя измерить на вес и растворить в воде. Запредельно
сладостный вкус власти открывается немногим счастливчикам. А добывается этот
вкус - на баррикадах, в землянках, на раздраженных полях сражений.
Тот же Бенито Муссолини, настойчиво поминаемый Бжезинским в контексте
Путина, в 1922 году пришел к власти, возглавив поход 26 тысяч яростных
сограждан на Рим.
Можно ли представить себе Владимира Путина во главе многотысячного
похода на первопрестольную?
Вообразим ли Путин, сидящий с подствольным гранатометом в блиндаже
перед решающим вооруженным броском в пекло борьбы за власть?
Наконец, смотрится ли Путин даже в умеренно интеллигентной роли лидера
парламентской оппозиции?
Очевидный ответ на все три вопроса: нет.
Путин и Муссолини (а также Гитлер, Франко и далее до А. Г. Лукашенко) -
всходы разных посевов.
Если присмотреться, то нельзя не увидеть, что наш президент любит не
власть, а атрибуты власти. Дворцы, самолеты, лимузины, яхты, почетные
караулы, Charles Lafitte 1815 года издания, хрустящего вальдшнепа в соусе
белой калины, слова "Геркуланум" и "Корфу", тени Шредера и Берлускони. И
народные восторги, конечно. И вертикальное сияние виртуального рейтинга, на