"Алексей Семенович Белянинов. Много дней впереди (Повесть) " - читать интересную книгу автора

полу, когда Кристеп её доставал, чтобы переложить в ведро с водой.
- Ты скажи, ты ел когда уху? - спросил он и сам ответил: - Из нашей,
из ленской рыбы никогда не ел. Нельма, или чир, или стерлядь - не
разберёшь, правда. Сегодня отец сам варил уху: мамы дома нет, она к
бабушке в деревню уехала, на зиму ягоды собирать. Перед школой мы с тобой
пойдём к нам. Будешь гость.
- Идёт, - согласился я, хотя ещё ни разу не был у Кристепа дома и
толком не знал, где он живёт.
С Кристепом мы учимся в одном классе и сидим на соседних партах,
через проход. Сразу подружились, когда я с мамой приехал сюда. Посёлок
называется по-чудному - Ы й ы л ы. Я без конца твердил про себя это
название, пока не научился выговаривать его без запинки. Я раньше никогда
не знал, что какое-нибудь слово может начинаться с буквы <Ы>, мне никогда
не приходилось писать её заглавной.
Кристеп каждое утро прибегает ко мне. У нас дома хорошо заниматься.
Никого нет, никто не мешает.
По арифметике нам задали решить задачу, а в начале учебного года
неохота приниматься за уроки - за лето отвыкаешь. Так и прошлой осенью
было, во втором классе. А когда учился в первом, разве это понимал?
Я сидел за столиком напротив окна. Солнце било прямо в сосновую рощу:
похоже, что пожар охватил стволы деревьев, - они были красные. Среди них
стояли белые берёзы и роняли жёлтые листья, словно они такие тяжёлые, что
не держатся на ветках. Листья падали и опускались у самого ствола. Ветра
не было. А над рощей кружились чёрные вороны и каркали; их карканье
слышалось даже сквозь закрытые и проклеенные замазкой тройные рамы.
Вот ведь как!.. Всего два месяца назад мы с мамой жили в Москве. И
мама была вроде меня - учащейся, студенткой. Тоже часто боялась, что
учитель может вызвать её отвечать. И уроки по вечерам готовила. Потом она
кончила институт, и нам предложили ехать на Север, в Якутию. Она сперва
хотела отказаться - из-за меня. Но я начал кричать: ведь она и в Москве
вечно пугается, что меня раздавит троллейбус, когда мы гоняем на
самокатах, или что я утону в парке, купаясь там с ребятами на бассейке...
Если вот так махать руками, зачем же она училась на доктора?! Доктора
всюду нужны. Разве люди болеют только в Москве?
Ну, она послушалась меня, согласилась...
До Иркутска мы ехали поездом. Оттуда поезд ушёл дальше, на Дальний
Восток, а мы на площади у вокзала поймали такси и через весь город поехали
на пристань. Там у берега стояло много пароходов, с трубами и без труб, и
пузатых барж. Пока мама ходила в кассу хлопотать о билетах, я сидел в
пассажирском зале на чемоданах. Наш пароход отошёл от пристани вечером,
когда всюду уже зажглись огни. Пароход три раза прокричал на прощание -
очень жалобно: ему, наверно, не хотелось уходить. Но всё же он зашлёпал
колёсами. По этой реке, по Ангаре, мы поплыли на Крайний Север.
Здесь всё так и называется - дальний, крайний...
Плыли по Ангаре, плыли, а до места не добрались. Ещё грузовик вёз нас
по горам, они все поросли лесом, а здешний лес называется <тайга>. То
вверх грузовик карабкался, то вниз бежал... И добежал до посёлка. Там мы
пересели на другой пароход, большой, трёхтрубный, и снова волны стукались
о борт у самого моего изголовья на койке в каюте. Только река была другая,
называлась она, как девчонка, - Лена. По ней до Якутска две тысячи