"Владимир Николаевич Беликов. Война: Впечатления деревенского подростка " - читать интересную книгу автора

катушку ниток...
Потихоньку растаскивают колхозное имущество. Добрая старая Агаша уже
стоит в сарае у злого горбатого конюха Трофима.
Как-то непривычно и неуютно жить без власти. Какой вопрос, помощь нужна
или защита - не к кому обратиться. А впереди что? Немцы придут - что будет?
Страшно подумать. Стрелять станут, в кого захотят, хаты палить начнут.
Фашисты - чего от них ждать...
Мама собрала что получше из вещей, зарыли в огороде. Стопку книг,
учебники, "Краткий курс истории ВКП(б)", биографию Сталина - под сараем.
Документы завернули в клеенку, зарыли в погребе. Спим одетые и обутые: вдруг
ночью ворвутся... Раньше нам не разрешали лазить на колокольню, ругали, а
теперь, наоборот, просят. Тут у нас вроде наблюдательный пункт. Соседский
малый, Федька, принес разбитый бинокль. Стекол нет, но для фасона по очереди
подносим к глазам. Все внимание на запад, на трубчевскую дорогу. День
проходит - все тихо. Деревня как вымерла. Кое-где промелькнет одинокая
фигура. Да иногда выйдет на крыльцо дед Макаров, приложив ладонь козырьком,
смотрит на колокольню.
Солнце уже клонилось к закату, когда на горизонте показалось едва
заметное пыльное облачко. На глазах увеличиваясь, оно превратилось в пыльную
змею, ползущую по дороге к деревне. Не сразу до нас дошло, что это такое.
Поняли, [486] когда стали различимы серые машины, мотоциклы, прыгающие по
обочине.
Вдруг движение застопорилось; с дороги съехал фургон с прицепленной
сзади пушечкой, развернулся. Сверкнул огонек, что-то профырчало мимо
колокольни, и почти одновременно с хлопком выстрела бахнул разрыв за рекой.
Потом вперед выкатились два мотоцикла, обстреляли кусты у деревни, и колонна
опять пришла в движение.
Сбросив оцепенение, мы покатились кубарем вниз по лестнице с криками:
"Немцы! Немцы идут!.."


* * *

Сидим в погребе, дрожим от холода и страха. Гул машин все усиливается.
Любопытство сильнее страха, и я осторожно поднимаюсь вверх по лестнице,
чтобы выглянуть на улицу. Мама дергает за рубашку: "Куда ты, стервец!
Убьют!.." Чуть-чуть приподнимаю крышку. Зоя шепотом спрашивает: "Ну, что
там? Ну, Вов!.."
А там... По улице неторопливо катятся тупорылые грузовики, некоторые
заворачивают к избам, останавливаются; с них соскакивают солдаты в чужой
форме, разминаются, громко разговаривают, хохочут. Вот группа машин
заворачивает в нашу сторону, располагаются у церкви. Из-за угла выезжает
открытая легковая машина, в ней сидят надменные, неподвижные, как статуи,
офицеры в высоких фуражках. Машина подкатывает к кирпичному дому, бывшей
церковной сторожке, бывшей нашей школе. Солдат услужливо распахивает заднюю
дверцу, вытягивается в струнку. Офицеры выходят, осматриваются. Заходят в
здание, в наш класс. Ой-ой! А там ведь портреты висят: Сталин, Молотов,
Ворошилов, Лев Толстой. Сейчас, наверное, по ним стрелять станут! Нет,
ничего. Вышли, погрузились, поехали дальше.
Спали немцы в машинах, в хаты почти не заходили. А на рассвете