"Беликов. Свет апреля" - читать интересную книгу автора

Порой мы забывали, что прекрасная половина существует не только в письмах
из дома, а совсем рядом, в мире за забором.
Перекурив, мы снарядили двух смельчаков за мороженым. Я рискнул быть
вторым. Патрули здесь не слишком придирчивы, город полон военных. Мы
свернули в арку и попали на мощеную булыжником мостовую - главное
пешеходное авеню Николаева. Всяческих ларьков со сладостями здесь великое
множество. К черным бушлатам, бескозыркам, быть может экзотичным в
столице, тут давно привычны, а потому мы честно отстояли очередь. Воздух
пах лопнувшими почками, проснувшейся землей, ветви тополей, словно пламя
свечей устремленные вверх, облетали зеленой пылью будущей листвы.
Вернувшись к нашему обреченному, полурастерзанному дому, мы застали ту же
идиллию - бесконечный благодушный перекур-переброс ленивыми фразами.
Мороженое мы ели не спеша, смакуя каждый глоток сладкого холода. Дом
печально высился как памятник посреди весны, неба, двора, память о чьей-то
неизвестной жизни, давней и канувшей в лету. Мы снова курили опостылевшую
"Ватру", от ее табака во рту надолго оставался привкус перегноя. Солнце
пригревало все уверенней, смывало воспоминания о первой безысходной
армейской зиме. Я представлял себе Пушкинскую площадь, какой она бывала в
апреле. Когда я сиживал на скамейке у ожившего фонтана, в сквере напротив
"Лиры". Просто грелся на солнышке и курил, не спеша никуда, похерив школу.
Теперь мне казалось, что это было не со мной, а в каком-то кино. Прошлое
было таким же далеким и недоступным как будущее, до которого маршировать,
чередуя подъемы-отбои, еще полтора бесконечных года. Мы дальше крушили
дом. Он был добротно сложен, стар и крепок, поддавался с трудом. Однако
"Динамит" не зря орал на разводе, что три его матроса заменяют атомную
бомбу. Тельняшка прилипала к спине, жажда мучила как в зное, дом отступал,
контратакуя нас столбами пыли. Из окна соседней, пока жилой "мазанки", за
нами давно наблюдала древняя старушка, издалека напоминающая сушеное
яблоко. Устав, она обозвала нас, подневольных, иродами, слабо хлопнула
перекошенными ставнями. Мне на руку сорвалась оконная рама и я чудом
отделался только лиловым синяком. Старший нашей боц-команды списал меня в
запас. Подстелив бушлат, я улегся на бревна и быстро позабыл обо всем -
слишком долго я был лишен права побыть один, давно не наслаждался таким
чистым безоблачным днем. Он был неотличим от другого, давно прошедшего,
когда мы с другом бродили бесцельно по москворецкой набережной, оказались
на Арбате и до полуночи пребывали в его древней сказке. Наши похождения
начались на школьной дискотеке по случаю приезда парижских лицеистов,
перенеслись в старый как дом напротив, в шумные гости к некой смазливой
восьмикласснице. Она долго зазывала нас на свой флэт и хотя мы не думали
отказываться, повторяла свои приглашения снова и снова. Я запомнил только
прокуренную кухню, недопитый бокал на подоконнике, песню "Аквариума" по
схеме которой мы жили, теплые губы молоденькой хозяйки, шептавшие между
поцелуями чтоб я остался. Я ни о чем не думал, все шло как шло, лишь
поймал себя на том, что все опостылело. Наутро мы с другом запаслись пивом
и просидели до вечера у него на балконе, попивая из бутылок и играя в две
гитары. Нам было хорошо. В тот растаявший день, залитый до краев апрелем,
у нас особенно ладно все получалось и мы сговорились почаще играть вместе.
А вечером мои полугодичные поиски наконец закончились - соседка принесла
мне роман Булгакова. Я читал до шести утра и заснул, когда книга
выскользнула из рук. Помню как перед глазами поплыли строчки и я на миг