"Артем Белоглазов. Снова осень " - читать интересную книгу автора

Я плохо сплю ночью, я совершенно не сплю. Ведро чересчур быстро наполняется,
тяжелое жестяное ведро. Я бегаю по лестнице - вверх-вниз, проливая воду на
ноги. Трещина в потолке расширяется, от нее ответвляются новые. Когда дождь
падает отвесной стеной, приходится подставлять второе ведро - с фекалиями и
мочой. С потолка льются мутные струйки, брызги летят во все стороны. Я
хватаю заляпанную нечистотами ручку, кривлюсь и морщусь, но его тоже нужно
выносить. Вонь шибает в нос, а к горлу подступает тошнота.
- Деревья похожи на костры - горят, плавятся ярким огнем, рассеивая дым
листьев. Соломенный зрачок солнца в ясном окоеме неба с добродушием взирает
на слегка приувядшие краски. Хоровод пастельных тонов и пряных запахов
кружит голову. Под моей подушкой спрятан томик Пастернака, я достану его,
открою на любой странице, не буду смотреть, что там, - давно выучила
наизусть. Продекламирую...
Тучи. Комковатые, бесформенные. Серый свинец неба. Уныние,
безнадежность, депрессия. Острое лезвие у запястья. Тусклый блик хищного
жала. Ванной нет, я бы наполнил ее теплой водой. Без воды слишком больно.
Муторно без воды. В луже не получится, понимаешь, ты, сука?! Вода в луже
чересчур холодная.
- ...Еще пышней и бесшабашней шумите, осыпайтесь, листья, и чашу горечи
вчерашней сегодняшней тоской превысьте.
- Дура, - прошипел я. - Сумасшедшая. Хватит грузить! Ты специально, да?
На твои нелепые ужимки не поведется даже самый последний лох. Отвали!
Отстань от меня! Да хоть сдохни еще раз. Снова. Иди в рай, в ад, куда
угодно, но перестань мозолить глаза! Не раздражай меня, слышишь?! Прекрати,
немедленно прекрати читать стихи. Кто это? Лермонтов? Я не люблю Лермонтова!

* * *

Она стояла посреди улицы, тонкая и хрупкая, как деревце в степи. Слезы
в глазах, уголки рта печально опущены. Прижимала к груди книжку.
"Пастернак" - надпись на обложке тиснеными серебряными буковками.
- К черту! - выкрикнул я. "У-у", - отозвалось эхо. - Провались со своей
осенью!
Из-за угла вывернул грузовик, покатил, набирая обороты, к девушке. За
лобовым стеклом болталась прикрепленная к зеркалу заднего вида игрушка. Эти
уродские игрушки специально продают в магазинах, чтобы тупые дебилы вроде
водителя этого "КамАЗа" вешали их на зеркала. Дерьмо! - выругался я. Откуда
в Городе машина? В фальшивом, нарисованном Городе - настоящая, пахнущая
бензином и маслом машина?
Грузовик приближался. Катька не оборачивалась. Не слышала, что ли?
Может, в прострацию впала? Предупредить? Я рассмеялся. Нет, не стану
предупреждать. Сейчас ее собьют, размышлял я почти злорадно. Расплющат в
лепешку. Да. Точно. Так ей и надо. Глупая плаксивая дур'а. Никто больше не
будет приставать ко мне с идиотскими бреднями о любви и прочей лабудени.
Нудеть с утра до вечера, шумно дышать в трубку телефона, плакать на кухне.
Восторгаться красотой и очарованием осени, читать стихи тоже никто не будет.
Пушкин? Бродский? На хрен! Мне это не нужно. Я терпеть не могу стихи,
слышишь, маленькая дрянь? Дави ее, водитель. Я сяду с тобой в машину, и мы
вместе уедем из этой гребаной осени.
Грузовик неожиданно вильнул, объезжая Катьку.