"Александр Бек. На другой день " - читать интересную книгу автора

Александр Бек

На другой день

Произведя всякие розыски для этой книги, собирая разные свидетельства,
то изустные, то счастливо найденные в давних бумагах, погружаясь в нее
мыслью, перебирая в уме будущие главы, я порою испытывал сомнение: хватит ли
сил поднять или, по нынешнему выражению, потянуть дело, ко- торое сам на
себя взвалил. Однако поддерживаю решимость достойными примерами.
Вот Горький. Высоченный, сутулый, худой-сквозь темную ткань пиджака
заметны выступы лопаток, шея просечена извивами крупных морщин,-он ша- гает
по настилу сцены к кафедре в зале Московского комитета партии. Это
торжественный вечер в честь пятидесятилетия Ленина. Ряды сплошь заняты.
Сидят даже на краю помоста, предназначенного для президиума и ораторов. С
виду Горький угрюм, бритая, с шишкообразными неровностями голова наклонена,
впалые глаза затенены насупленными кустистыми бровя- ми. В зале тихо;
Горький, ухватившись обеими руками за ободки кафедры, молчит. Лишь
двинулись, проступили желваки. Потом шевельнулись обвис- лые моржовые его
усы, окрашенные над губой многолетним, дегтярного то- на осадком никотина.
Усы шевелятся, будто он уже начал говорить, но голосовые связки, как можно
понять, стиснуты спазмом волнения.
Горький прокашлялся. И приподнял голову. Стали видны большие на удив-
ление его ноздри. Проглянула и синева глаз. Все еще хмурясь, он нелов- ко
подвигал костлявыми плечами и развел длинные руки. Это был откро- венный
жест беспомощности. Хрипловатым басом, окая, он произнес первую фразу:
- Товарищи, есть люди, значение которых как-то не объемлется челове-
ческим словом.
Досадливо крякнул. Возможно, его требовательное ухо литератора-круп-
ное, грубовато вылепленное-отметило нескладность оборота "человеческим
словом": каким же. в самом деле, оно может быть иным? Впрочем, до сти-
листики ли Горькому сейчас? Года полтора назад, в сентябре 1918-го, он
пришел к Ленину, который был тогда чуть ли не смертельно ранен двумя пулями,
что почти в упор террористка всадила ему в шею и в грудь, при- шел после
длительных несогласий с Лениным и с того дня заново опреде- лил свое место
во все ожесточавшейся борьбе, впрямую вопрошавшей "на чьей ты стороне?",
решил: если стреляют в революцию, то я с ней, в ее рядах! Однако на большом
политическом собрании Горький со времен Ок- тябрьского переворота, кажется,
лишь впервые выступал.
- Русская история,-глухо громыхал его бас,-к сожалению, бедна такими
людьми. Западная Европа знает их. Вот Христофор Колумб...
Приостановившись, Горький опять крякнул, махнул рукой-было видно, что
он не находит выражений, недоволен, что его занесло к Колумбу, и, не
развивая такого сравнения, явно скомкав мысль, заговорил, забухал дальше:
- Мы можем назвать в Западной Европе целый ряд таких людей...
Первая минута истекла, глуховатый, но уже без хрипоты голос стал внят-
ней:
- Людей, которые будто играли как-то,- Горький опять недоумевающе по-
вертел плечами, будто говоря: "Тут черт ногу сломает",- играли ка- ким-то
рычагом, поворачивая историю в свою сторону.
И живым неожиданным жестом как бы крутнул перед собой невидимый гло-