"Александр Альфредович Бек. В последний час " - читать интересную книгу автора

А Щупленков? Вот он сидит тут, краснеет. И Костромину вдруг
показалось, что в эти мгновения, пока он медлит, словно запнувшись на
запятой, решается будущее Щупленкова: быть ли ему большим или мелким
человеком. Его подмывало отправить юношу обратно в батальон, послать в
завтрашний бой, где он станет мужчиной, одолевшим страх, человеком первой
шеренги. Но, взглянув на незаконченную сводку, он подавит сочувствие -
дело выше симпатии. Сознавая, что совершает жестокость, он сказал:
- Точка. Все.
И не назвал фамилии Щупленкова. Обоим было ясно, что в данном случае
ее называть незачем, ибо Щупленков-писарь не пойдет в бой.
Щупленков вернулся через три часа, когда Костромин, не переносивший
медлительности, начинал терять терпение. Близился вечер, сводка могла
опоздать. "Подведет, подведет, - подумалось ему, - не знает, что значит
для бойца вовремя сказанное слово".
Однако, к удивлению, сводка удалась новому писарю: эпизоды были
изложены простым, ясным языком, хотя в обилии призывов с восклицательными
знаками чувствовалась неопытность. Костромин называл это "проповедями" и
"заклинаниями".
- Долой всю воду, - говорил он, вымарывая лишнее. - Для возбуждения
ярости нужно что-нибудь покрепче, чем вода!
Насупившись, Щупленков наблюдал, как комиссар вычеркивал целые фразы.
Костромин взглянул на писаря и не сдержал улыбки.
- Пожалуй, ты действительно выйдешь у меня в писатели, - одобрительно
сказал он, прочитав. И добавил, по привычке подзадоривая:
- Пишут-то они красиво, но...
Он не стал продолжать, заметив, что глаза Щупленкова вдруг стали
злыми: такого не следует поддразнивать, такой действительно, должно быть,
дрался в школе!
Щупленков работал быстро. "Кажется, не рохля", - с удовольствием
отметил Костромин, глядя, как ловко перекладывает Щупленков шелестящие
листки копирки, которые у него, Костромина, были непослушными, когда он за
них брался.
Скоро комиссар подписал пять готовых экземпляров.
Вручая один Щупленкову, он сказал:
- Отнесете во второй батальон, к своим. Когда вернетесь, можете
ложиться спать. Завтра являйтесь сюда в шесть часов утра. Завтра горячий
день.
На следующий день, в седьмом часу утра, Костромин разговаривал по
телефону. Его нога, заново перевязанная на рассвете, обутая, как и вчера,
в огромный уродливый опорок, по-прежнему недвижно лежала на хвойной
подстилке. Атака уже началась.
- Как хлопцы? - кричал комиссар в трубку. - Двигаются? Сколько метров
проползли? Сколько осталось до фашистов? Отлично. Передайте народу:
комиссар полка сказал, что они замечательные хлопцы! Первые подвиги
давайте. Кто отличился? Не можете сказать? Все двигаются - и никто не
отличился? Не верю! Сейчас же выясните и через десять минут мне
доложите...
Возбужденный, он потянулся, расправляя сильные плечи, и сказал:
- А где же, черт побери, писарь? Связной, сбегайте за ним.
Растолкайте и доставьте через две минуты! Я ему покажу, как спать, когда