"Нестор Бегемотов. Фронты. Хроника Смутных Времен (Роман) [U]" - читать интересную книгу автора Загадочно пожелав "приятных снов" и чему-то мечтательно улыбаясь, майор
Секер удалился. Исчез он так медленно, что трудно было уловить тот момент, как он, собственно говоря, покинул казарму. Блюев помотал головой и снова полез на тумбочку, чтобы закончить ритуал ушедшего дня. Отсюда, через окно, ему было отчетливо видно, как на плацу при свете луны вышагивает, тренируясь, худосочный юнкер Хабибулин. Юнкер старательно размахивал руками и высоко задирал ноги, показывая, что из его сапог торчит половина несвежей портянки. - Ать-два! - говорил сам себе Хабибулин, двигаясь в обход плаца и исчезая из видимости Блюева. - Плохой дела! Буду плохо ходить, Слон накажет. Два наряд вне очередь!.. Ать-два!.. Ать-два!.. 3. Утро окружало весь пехотный корпус ароматом кирзача, потом старательного юнкера Хабибулина, перегаром взводного и вестями со столовой. Пока юнкера вышагивали на плацу, выполняя указания Слонова, юнкер Блюев, примостившись на курительной лавочке, устроил на коленях планшет. В качестве раздумий он слюнявил карандаш. На бумаге уже отразилось его героическое настроение, проистекавшее от того, что Блюев не маршировал с остальными. Пока это была исключительно ритмика будущих строк, позднее Блюев намеревался подобрать хорошие и по делу слова. "Пуля дура - штык молодец, Всем самураям настанет гнездец! И с перепугу себя обосфал! Третие сутки идет наш парад, Сидра достал я - и этому рад. Смело мы ринемся в бой на врагов, Еду в обозе. Вперед! Бей жидов!" Неспешно обходя с наветренной стороны строй юнкеров, к Блюеву приблизился майор Секер. Юнкер, осеняемый вдохновением, записывал в этот момент следующее вечное двустишие: "Ринемся в бой мы с призывом "Ура!" Тот, кто не с нами, тот - самурай!" Блюев упоенно взмахнул рукой и жирная капля чернил влепилась прямо в парадный китель майора. - Поберегите силы для битв, господин юнкер, - мягко заметил Секер, по обыкновению не злобясь. Блюев в ужасе обмер и вскочил на вытяжку, рассыпая листки по земле. Поднимая их по одному, майор с явным и аристократическим любопытством стал изучать вирши воспитанника. - Ну что же, господин юнкер, - сказал он, возвращая листы Блюеву. - Похвально, что вы отозвались на мою просьбу. И это достойно всяческого одобрения. Вот только в поэме вашей чувствуется присутствие... э... слов неблагородных. Вы же, кажется, дворянин?.. Постойте, вы что же, и с женщинами так общаетесь? - Никак нет, господин майор, - смешался Блюев, - то есть, так точно... Я хотел сказать, что я с ними не общаюсь... |
|
|